6. Включение категории практики в диалектику

6. Включение категории практики в диалектику

Выше указывалось, что качественно новые черты, которые характеризуют второй этап развития взглядов Маркса и Энгельса на диалектику, заключаются в постановке и более глубоком подходе к решению проблемы сущности человека и источников его «самопорождения», проблемы соотношения объекта и субъекта. Движение вперед от Гегеля и Фейербаха выразилось в том, что ключ к этим проблемам основоположники диалектического материализма искали в труде, притом не духовном, а прежде всего в материальном, в практической деятельности человека. Этим объясняется столь большой интерес Маркса к вопросу об отчужденном труде. Если труд – основа и причина самопорождения и развития человека, то нужно освободить его от того уродства, которое не позволяет человеку стать и быть подлинным человеком.

Но эта проблема имеет и другой важный аспект, который требует специального рассмотрения и который имел существенное значение для становления всего марксистского учения, в частности материалистической диалектики. Мы видели, что процесс освобождения от идеалистической диалектики начался с переворачивания того понимания соотношения субъекта и объекта, которое было характерно для философии Гегеля. Это переворачивание имело материалистический смысл, поскольку идея была «разжалована» и освобождена от несвойственной ей роли творца и первоисточника действительности. И хотя уже в начале этого процесса взгляды Маркса и Энгельса на взаимоотношение объекта и субъекта значительно отличались от фейербаховского понимания практической направленностью их образа мыслей, они все же имели довольно смутное представление об истинно диалектическом взаимоотношении субъекта и объекта, человека и предметного мира. Между тем подлинно научное, диалектическое понимание этой проблемы составляет тот водораздел, который отделяет диалектический материализм от метафизического материализма. Диалектическая переработка материализма невозможна была без правильного решения этого вопроса, как без него невозможен был переход от идеалистической диалектики к диалектике материалистической.

В начале 1844 г. в статье «Положение Англии. Восемнадцатый век» Энгельс высказывает свое неудовлетворение односторонним, т.е. метафизическим, материализмом именно ввиду его неспособности преодолеть антиномию субъективности и объективности, субъекта и субстанции, свободы и необходимости. Он указывает, что борьба против субъективности христианства привела в XVIII в. к «противоположной односторонности; субъективности была противопоставлена объективность, духу – природа, спиритуализму – материализм, абстрактно-единичному – абстрактно-всеобщее» (2, I, 599). Поэтому XVIII век не сумел справиться с этой издавна заполнявшей историю «великой противоположностью». Но он имел ту заслугу, что «противопоставил друг другу обе стороны противоположности во всей их остроте и полноте развития и тем самым сделал необходимым уничтожение этой противоположности» (2, I, 600).

Эти замечания, важные для понимания некоторых закономерностей развития философии, показывают, в каком направлении шли и собственные поиски Маркса и Энгельса. Гегель пытался преодолеть указанную антиномию на путях создания системы абсолютного, монистического идеализма, который, как уже говорилось по другому поводу, принципиально не мог избежать дуализма. Правда, гегелевский идеалистический монизм оказался хотя и противоречивым, но необходимым шагом к монизму диалектического материализма. Следует в этой связи также отметить чрезвычайно глубокие и плодотворные мысли Гегеля в «Науке логики», открывавшие путь к научно-диалектическому решению вопроса о взаимоотношении объекта и субъекта. Сейчас стало модой превозносить фихтевскую активность по сравнению с якобы железной и неотвратимой гегелевской объективностью, которая развивается абсолютной идеей и не оставляет места для активного вмешательства субъекта в это развитие. Не говоря уже о том, что марксизм не нуждается в инъекциях фихтевского «действования» (обращение к Фихте имеет в виду лишь «подправить», т.е. исказить марксизм), Гегель и в этом вопросе несравненно глубже своего предшественника. В учении о теоретической и практической идее, о цели, идее добра, воле Гегель также придает огромное значение роли субъекта, практической деятельности субъекта, подчиняющего себе внешний мир. Но в отличие от Фихте Гегель утверждает, что воля лишь тогда чего-нибудь стоит, если она есть «познающая воля», т.е. воля, вобравшая в себя определения самого объекта и лишь постольку способная с ним справиться. Отсюда его столь беспощадная борьба с «комарами субъективности», полагающими, что объект «должен» согласовать себя с их представлениями и желаниями. Нет сомнения, что эти гегелевские идеи не были упущены Марксом и Энгельсом, когда они по-своему, т.е. с позиций подлинно научных, решали этот кардинальный вопрос.

Но при всем том Маркс и Энгельс сумели решить этот вопрос в борьбе с гегелевской концепцией в целом, в борьбе с младогегельянцами. Мы не ошибемся, если скажем, что исследование и решение этого вопроса, критика эпигонов гегелевской философии, а вместе с ними и самой этой философии находится в центре внимания «Святого семейства» и «Немецкой идеологии». Вместе с тем в этих произведениях, особенно в последнем, они решительно разделываются в данном аспекте и с Фейербахом.

Уже в «Экономическо-философских рукописях» Маркс критикует Гегеля за неспособность понять истинную диалектическую взаимосвязь между такими противоположностями, как человек и природа, субъект и объект. Он показывает, что абсолютная идея, которая решает «отпустить» от себя природу, и сама эта отпущенная природа есть чистейшая абстракция. Абсолютная идея – это «абстракция – т.е. абстрактный мыслитель», отчужденный от природы человек. Такой человек – ничто без природы, из которой он вышел и вне которой он не может существовать. «Но и природа, взятая абстрактно, изолированно, фиксированная в оторванности от человека, есть для человека ничто» (1, 640). Поэтому идеалистическая диалектика не в силах истинным способом соединить эти противоположности, воспроизвести их в их подлинном единстве. Но за это же заслуживает упрека и старый, недиалектический материализм, рассматривавший природу вне активной человеческой деятельности. Маркс, так же как и Энгельс, противопоставляет в этом отношении абстрактному спиритуализму абстрактный, т.е. метафизический, материализм.

Идеалистически сформулировав сущность таких противоположностей, как субъект и объект, человек и природа, Гегель, отмечает Маркс, и снимает, преодолевает противоречие между ними столь же ошибочно. Недостатком природы он считает ее внешность, чувственность в противоположность внутри себя движущемуся мышлению. «Недостаток» этот снимается тем, что природа, отчужденная от идеи, снова возвращается в нее, и таким образом создается иллюзия диалектического соединения противоположностей.

В противовес Гегелю Маркс доказывает, что субъект, человек с самого начала – природное существо. А это значит, что он предметен в двояком смысле: он наделен природными силами постольку, поскольку вне его существуют предметы, которые он ассимилирует, вбирает в себя и без которых он не может существовать, и так как его субъективные силы – это предметные силы, то и их действие должно быть предметным, иначе говоря, его существование возможно лишь как процесс предметной деятельности. Не чистая мыслительная деятельность творит предмет, как полагает Гегель, а предметный продукт деятельности человека «только подтверждает его предметную деятельность» (1, 630). «Непредметное существо есть невозможное, нелепое существо» (1, 631). Следовательно, и существо вне и без предметной деятельности столь же невозможное, нелепое существо.

В категории предметной деятельности Маркс выразил истинную диалектическую взаимосвязь субъекта и объекта, характеризующую, с одной стороны, их противоположность, а с другой – их единство, переход друг в друга. Она дает все необходимые элементы для диалектического решения этой извечной проблемы, неразрешимой и для спиритуализма, и для абстрактного материализма.

Объект, природа существует до и независимо от субъекта, человека. Процесс становления, рождения человека осознается в свете категории предметной деятельности как процесс активного преобразования природы, так что «природа оказывается его (человека) произведением и его действительностью» (1, 566). В то же время именно благодаря тому, что природа в этом смысле оказывается творением человека, сам человек, субъект, его сущностные силы становятся продуктом «очеловеченной» природы, т.е. процесса преобразования природы.

Таким образом, практика, практическая предметная деятельность дала Марксу ключ к диалектическому решению вопроса о соотношении субъекта и объекта. В практике реализуются и взаимопроникновение этих противоположностей, их единство, и противоречие между ними, побуждающее постоянное и бесконечное движение к их преодолению. Уже в «Экономическо-философских рукописях» в полной мере чувствуется приближение момента, когда будет сформулировано (в «Тезисах о Фейербахе») положение о практике, практической деятельности как факторе, в котором находят свое рациональное разрешение все загадки общественной жизни, мышления, познания и т.д., – положение, означавшее настоящий революционный переворот в философии.

Вот почему уже в этих рукописях, несмотря на налет натурализма, Маркс высказал ряд мыслей, вошедших в сокровищницу марксизма в качестве классических идей. Такова его мысль о том, что только благодаря «предметно развернутому богатству» человека, т.е. благодаря практической предметной деятельности, возникает и развивается богатство субъективной сущности, чувства, духовная жизнь человека. Таково и его положение о том, что промышленность, «предметное бытие» промышленности есть «раскрытая книга человеческих сущностных сил» (1, 594).

В «Святом семействе» и «Немецкой идеологии» все эти идеи находят свое дальнейшее развитие, освобождаясь от натуралистических элементов, возникших под влиянием антропологического материализма. Предметно-практическая деятельность конкретизируется прежде всего как производственная деятельность, создающая необходимые материальные условия жизни людей. Вследствие этого на первый план выдвигается не деятельность человека вообще, а деятельность масс, трудящихся масс, которые Маркс в противоположность младогегельянцам с их культом критически мыслящей личности провозглашает главной и основной действующей силой человеческой истории.

Включение понятия практики в философию в корне преобразовало старую, как выражаются Маркс и Энгельс, «спекулятивную диалектику». Критикуя Бауэров и других, они показывают, что в воззрениях этих эпигонов гегелевской философии доведена до абсурда идеалистическая диалектика с ее растворением человеческой деятельности в категориях. Из такого растворения проистекает глубоко ошибочное представление о соотношении теории и практики. Мистическое тождество бытия и мышления порождает столь же мистическое тождество практики и теории, при котором всякое теоретическое движение воспринимается и как практическое, не говоря уже о том, что сама теория признается лишь в ее спекулятивной форме. Маркс и Энгельс беспощадно развенчивают подобные, чуждые истинной диалектике представления, которые превращают реальные и объективные цепи рабства в «исключительно идеальные», субъективные цепи, а все чувственные реальные битвы – в битвы идей. Практика, бесспорно, находится в единстве с теорией, но она «хочет быть еще чем-то отличным от теории» (2, II, 211), заявляют они, ссылаясь в подтверждение такого понимания диалектики объективного и субъективного, практики и теории на сознание коммунистических пролетариев, которые болезненно ощущают «различие между бытием и мышлением, между сознанием и жизнью». «„Дух“, – пишут они, – усматривающий в реальной действительности одни только категории, сводит, конечно, всякую человеческую деятельность и практику к диалектическому мыслительному процессу критической критики» (2, II, 58). Но последний не может заменить действительный и практический диалектический процесс.

Включение категории практики в диалектику объективного исторического процесса освободило понимание истории и от мистического фатализма, и от волюнтаристического субъективизма. Согласно гегелевскому пониманию истории, основанному на идеалистической диалектике, люди выступают лишь в роли бессознательных или сознательных носителей развивающегося абсолютного духа. В лице философа этот дух находит орган сознательного – и то лишь ретроспективного – выразителя его фатальной воли. «Критическая критика» превратила философа в выразителя самосознания, творящего историю по своему субъективному произволу. В «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс противопоставляют этим одинаково идеалистическим и абстрактным концепциям в основе своей уже созданную теорию исторического материализма, проникнутую диалектико-материалистическим пониманием процесса общественного развития, в частности диалектическим взглядом на соотношение объекта и субъекта. Ход истории определяется объективными, от воли людей не зависящими материальными условиями, прежде всего «определенной суммой производительных сил». В этом смысле объективные обстоятельства творят людей и их историю. Но люди суть люди лишь постольку, поскольку они находятся в практическом отношении к природе, вследствие чего они своей деятельностью изменяют объективные условия, творят эти условия и тем самым выступают в качестве творцов истории. Маркс и Энгельс отвергают абстрактное понимание истории как какой-то потусторонней по отношению к человеку силы, которая сама все делает. Глубокий смысл своей исторической концепции, в которой находит свое выражение диалектическое соотношение объекта и субъекта, они передают в афористической форме следующей фразой: «Эта концепция показывает, таким образом, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства» (2, III, 37).

Категория практики помогла не только понять, в чем заключается единство природы и человека, диалектически осмыслить соотношение объекта и субъекта как исторически действующего лица. Она дала возможность понять и диалектику развития сознания, его соотношение с практическими формами деятельности людей. Маркс и Энгельс не довольствуются развенчиванием иллюзорного характера ложного сознания. Они объясняют объективные материальные корни этого сознания, находят их в исторически ограниченной практике людей. Из этого они делают вывод, что не критика, а революция, революционная практика есть движущая сила не только истории, но и теории, сила, способная уничтожить «идеалистический вздор».

В своих работах этого периода Маркс и Энгельс очень много внимания уделяют «тайне спекулятивной конструкции», объясняя гносеологические истоки идеализма. Однако, критикуя всякое – и обыденное, и философское – отчужденное сознание, они не ограничиваются объяснением лишь этих истоков. Если спекулятивный мыслитель начинает рассматривать объективную вещь прежде всего со стороны ее «философского хвоста», т.е. со стороны понятия о ней, и выдает представление и понятие о ней за ее сущность и истинную природу, то это обусловлено характером реальных отношений, порождающих возможность такого подхода.

Маркс и Энгельс точно определяют сущность этих реальных отношений. Это такие отношения, когда условия человеческой практики превращают самого человека в «абстракцию», т.е. когда разделение труда и вообще все социальные отношения, специфические для антагонистических форм общества, делают собственную практику человека и ее результаты чуждой ему и господствующей над ним силой, сужают человеческую деятельность до степени чрезвычайно частичного специального вида, оторванного от целого, противостоящего всему богатству этого целого – совокупной общественной практики. Идеалистический философ, идеолог представляет собой такого рода абстракцию в том смысле, что он идеологические формы, ставшие в реальности самостоятельными формами, отрывает от их почвы, на которой они произрастают, и из них выводит все остальные следствия. Уверенность, что идеи, понятия, представления существуют в качестве таинственных сил, «есть необходимый результат того, что реальные отношения, выражением которых они являются, получили самостоятельное существование» (2, III, 360).

Это объяснение причин и корней идеалистического иллюзионизма революционизировало диалектику в самом глубоком смысле слова, ибо оно доказало, что не только изменение материальных отношений возможно лишь материальным же способом, но изменение сознания людей возможно лишь как изменение их практики, условий их практической деятельности. «Изменение сознания изолированно от отношений, – чем философы занимаются как профессией, ремеслом, – писали Маркс и Энгельс по этому поводу, – само есть продукт существующих условий и неотделимо от них. Это идеальное возвышение над миром есть идеологическое выражение бессилия философов по отношению к миру. Их идеологическое бахвальство ежедневно разоблачается практикой» (2, III, 376 – 377). В силу указанных обстоятельств сама практика у философов могла быть представлена в своей отчужденной форме как «практика in abstracto». Философия вообразила себя «сверхпрактичной», но лишь в том смысле она была такой, что «сверху парила над практикой» (2, II, 43).

Маркс и Энгельс покончили с таким пониманием практики, дав ее научное, материалистическое истолкование, что имело первостепенное значение для формирования и развития материалистической диалектики.