2. Коммунизм как разрешение противоречия труда и частной собственности

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Коммунизм как разрешение противоречия труда и частной собственности

Анализ гегелевской теории государства явился для Маркса поворотным пунктом. В «Экономическо-философских рукописях 1844 года» Маркс выступает с новых – социалистических – идейных позиций. В этом «социалистическом сочинении по политической экономии» он ставит задачу не критики спекулятивного мышления – это в известной мере было выполнено при анализе гегелевской философии права и к ней Маркс еще вернется в «Святом семействе» и «Немецкой идеологии», – а критики «предметов самих по себе». Именно в бытии общества в целом, а не в государстве Маркс ищет те «пружины» и «движущие силы», которые лежат как в основе политической структуры общества, так и в основе «абстракции» государства. Он ищет их, таким образом, не в идеологии, не в понятиях государства, разума и т.д. Поэтому критика «предметов самих по себе» приобретает характер поиска и исследования сам?й реальной основы общества. Ее Маркс находит в экономике, в общественном производстве.

Если домарксистская политическая экономия в своем анализе экономических явлений исходила из существующих, эмпирически данных отношений, в частности из существующих отношений собственности, принимая эти отношения за естественные, за принадлежащие «природе» и «сущности» человека или по крайней мере «природе» и «сущности» производства, торговли и т.д., то Маркса с самого начала занимает нечто существенным образом иное. Перед ним сразу же возникает задача, выводящая его и за рамки «чистой» политической экономии, и за рамки сам?й «наличной данности», как таковой. Это, во-первых, задача понять связь между положением человека в мире и отношениями собственности и, во-вторых, исследовав эту связь, так изменить эти отношения, чтобы сама «наличная данность» стала наконец человечной, отвечала потребностям и потенциям человека. При этом Маркс исходит, в частности, из того политико-экономического факта, что, чем больше богатства производит человек, тем больше обесценивается он сам – творец, создатель и производитель этого богатства.

В чем же, однако, дело? Почему труд, необходимая основа жизни людей, естественный способ реального бытия человека, оказывается не основой могущества и свободы человека и человечества, а, наоборот, утратой для большей части человечества и самог? предметного мира, и свободы, оказывается бессилием человека? Почему, далее, труд, который «производит товары», тем самым «производит самого себя и рабочего как товар»? Почему освоение предмета в труде оказывается его отчуждением в продукте этого труда, а живая человеческая деятельность – самоотчуждением человека? В силу каких законов все это происходит?

Мы не будем здесь подробно рассматривать проблему отчуждения труда, ни тем более самого отчуждения, которое охватывает более широкие области общественного бытия, чем труд, как таковой. Нам важно лишь проследить в самом общем виде взаимную связь отчуждения труда и частной собственности, а также посмотреть, какие именно пути и способы преодоления отчуждения намечает Маркс.

Достаточно отметить, что отношения людей в условиях отчуждения и частной собственности опосредствованы их отношением к внешней для них, хотя и ими самими созданной, силе вещей. Они опосредствованы не столько собственно трудовым отношением в общественном производстве, не столько отношением каждого из его участников к силе накопленного труда, сколько отношением к собственности.

Именно в качестве частной собственности продукт труда враждебно противостоит живому труду и господствует над ним. И именно в качестве частной собственности он господствует и над человеческой деятельностью, и над самой жизнью человека. В этом и заключается корень вопроса. Накопленный в продукте труд может противостоять живому труду и господствовать над ним не как материальная исторически развивающаяся мощь человека и человечества, не как сила вещественного богатства, а только в качестве частной собственности.

Так факт отчуждения труда приводит Маркса к анализу частной собственности, к исследованию ее источника, тайны и сущности – эксплуатации, т.е. принудительного присвоения чужого труда, которое имеет место, каковы бы ни были конкретные формы принуждения, на которых эта собственность покоится, – на феодальном ли «насилии мечом» или капиталистическом «насилии голодом»; в каком бы виде ни была представлена эксплуатация, в форме ли прямого грабежа или подати, в форме ли земельной или денежной ренты, торговой прибыли, процента на капитал, дохода от предприятия и т.д. и т.п.

При таком подходе все общественно-историческое движение приобретает новое истолкование и смысл. Исторические эпохи следует различать не по господству в сознании людей той или иной идеи, будь то феодальная «идея чести» или буржуазная «идея равенства», «идея свободы» и т.д. Эпохи должны быть различены строго фиксированными способами присвоения, специфическими для каждой из них отношениями собственности. И тогда каждое общество в тот или иной исторический период предстает в виде двух главных классов, противостоящих друг другу и опосредствованных отношением собственности, в виде двух противоположных лагерей: тех, кто своим трудом производит все богатство, и тех, кто присваивает плоды этого труда, владеет и распоряжается ими. Именно это присвоение и делает процесс производства культуры, материальной или духовной – одинаково, для одних отчуждением от этой культуры в его прямой форме, а для других – присвоением ее, т.е. иной, негативной формой того же самого отчуждения и от этого богатства, и от этой культуры.

Преодоление отчуждения в сфере материального производства, а вслед за ним и во всех остальных сферах человеческого бытия, с точки зрения Маркса, возможно только на основе коммунистического преобразования отношений собственности. Такое преобразование, подчеркивает он, означает не отказ от присвоения членами общества вещественного богатства, не отказ от труда, накопленного деятельностью предшествующих поколений, от материальных благ, как таковых, а упразднение тех условий, которые позволяют одной части общества присвоить плоды труда другой части. Оно есть, таким образом, не отвержение, а освоение всего богатства человеческой материальной и духовной культуры и мыслится как «положительное упразднение частной собственности – этого самоотчуждения человека – и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства достигнутого развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т.е. человечному» (1, 588).