4. Диалектика и основной вопрос философии

4. Диалектика и основной вопрос философии

Диалектический метод Гегеля в его идеалистической, мистифицированной форме в конечном итоге оказался непригодным орудием для подлинного познания мира. Он содержал в себе безысходное противоречие и вследствие этого не мог указать другие пути разрешения реальных противоречий окружающей действительности, помимо их примирения в Идее. Перед лучшими умами человечества встала задача прорваться через липкие туманы идеализма, вырваться из мира иллюзий, перевернутых образов, абстракций в мир действительных отношений людей. Задача не из легких, поскольку идеалистическое истолкование мира может облачаться в различные формы, кутаться в самые замысловатые одежды, а иногда и рядиться в тогу материализма, даже диалектического.

Религиозный догматик выводит свое понимание мира из Библии или других книг и цитатников, но не из реальной действительности. Социолог – апологет существующего видит основу общественных отношений в правовых нормах, в рескриптах, указах власти или в народном духе. Этический идеалист приспосабливает мир к приглянувшимся ему нравственным нормам или к своей собственной идее будущего. Гневно отвергающий любой идеализм естествоиспытатель может неожиданно для себя оказаться в плену представлений о первоначальном толчке или, что то же самое, о внезапном взрыве первоначального нейтронного шара, от века пребывавшего в равном самому себе состоянии. Специалист по молекулярной биологии, полагающий, что ДНК с готовым наследственным кодом возникла на нашей планете вполне материалистически от случайного сочетания нуклеиновых кислот в первичном бульоне, вероятно, возмутится, если его всемогущий Случай будет сопоставлен с позицией Гегеля: «Если земля и была в таком состоянии, когда на ней не было ничего живого, а был только химический процесс и т.д., то все-таки, при первом же ударе молнии жизни в материю, тотчас возникает определенное, законченное образование, как Минерва выходит во всеоружии из головы Юпитера» (13, II, 356).

Современный сциентистский идеализм с большим самомнением и немалой выгодой для себя уверяет, будто именно наука как система знаний есть основа общественного богатства. А вот другая протоптанная дорожка: социальное должно быть понято из биологической природы человека, а биология основана на законах физики и химии, которые представляют собой лишь огрубленное приближение принципов квантовой механики; эта механика имеет своей основой современную математику, которая базируется на теории множеств; в основе теории множеств лежат некоторые логические постулаты априорного происхождения. Итак, миром в конечном итоге правит Логика, но она может существовать лишь в голове человека. Земля на китах, киты на воде, вода на земле…

Правда, в первой половине прошлого столетия многое выглядело значительно проще, и Фейербах наивно полагал, что, сокрушая систему Гегеля, он подрывает основы всякого идеализма вообще. Энгельс бросил ему справедливый упрек: «Фейербах разбил систему и попросту отбросил ее. Но объявить данную философию ошибочной еще не значит покончить с ней» (2, XXI, 281). Фейербах надеялся примирить бытие и сознание, человека и природу, растворив их в едином природном начале. Но этот натуралистический монизм был достигнут дорогой ценой: Фейербах не смог разглядеть общественную природу человека, а вместе с ней отверг диалектический метод. Вот почему в «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс дали следующую оценку Фейербаху: «Поскольку Фейербах материалист, история лежит вне его поля зрения; поскольку же он рассматривает историю – он вовсе не материалист» (2, III, 44). Итак, материализм Фейербаха не сумел преодолеть противоположение материи и духа, истории и природы.

Неповторимая, революционная для истории человеческой мысли заслуга Маркса и Энгельса заключалась в том, что они нашли объективную основу диалектики в действительном мире производственных, общественных отношений людей. При этом, как писал Энгельс, «Гегель не был просто отброшен в сторону. Наоборот, за исходную точку была взята указанная выше революционная сторона его философии, диалектический метод. Но этот метод в его гегелевской форме был непригоден» (2, XXI, 301). Чтобы сделать его пригодным орудием познания и преобразования мира, необходимо было переплавить его в горниле материалистического мировоззрения. Для этого необходимо было по-новому поставить великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии – вопрос об отношении мышления к бытию.

Исходя из материалистического понимания исторического процесса, Маркс и Энгельс показали, как практическая, чувственная деятельность людей, их реальное отношение к природе, их действительные отношения в производстве материальной жизни отражаются – нередко искаженно – в формах сознания. Выяснилось, что диалектика в сфере мысли есть лишь идеальная форма объективной диалектики природы, диалектики общественного производства. «Тем самым идеализм был изгнан из своего последнего убежища, из понимания истории, было дано материалистическое понимание истории и был найден путь для объяснения сознания людей из их бытия вместо прежнего объяснения их бытия из их сознания» (2, XX, 26), – писал Энгельс.

Маркс и Энгельс показали истоки иллюзии, будто сознание, идеология, научные теории в своей истории развиваются исходя лишь из предшествующего теоретического материала. Подлинные движущие силы, которые побуждают мыслителя к деятельности, в таком случае остаются ему неизвестными. «Так как речь идет о мыслительном процессе, – писал Энгельс, – то он и выводит как содержание, так и форму его из чистого мышления – или из своего собственного, или из мышления своих предшественников. Он имеет дело исключительно с материалом мыслительным; без дальнейших околичностей он считает, что этот материал порожден мышлением, и вообще не занимается исследованием никакого другого, более отдаленного и от мышления не зависимого источника. Такой подход к делу кажется ему само собой разумеющимся, так как для него всякое действие кажется основанным в последнем счете на мышлении, потому что совершается при посредстве мышления» (2, XXXIX, 83). В действительности же продукты мышления обладают лишь относительной самостоятельностью уже и потому, что в процессе познания человек опирается на тот мыслительный материал, который создан трудами предшествующих поколений.

Энгельс отмечал, что «материалистическое мировоззрение означает просто понимание природы такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений» (2, XX, 513). Мир не разорван на чуждые друг другу, противоположные сущности, он представляет собой лишь различные формы движущейся материи. «Действительное единство мира состоит в его материальности, а эта последняя доказывается не парой фокуснических фраз, а длинным и трудным развитием философии и естествознания» (2, XX, 43), – писал Энгельс. И далее: «Уверенность, что кроме материального мира не существует еще особого духовного мира, есть результат длительного и трудного исследования реального мира, у compris также и исследование продуктов и процессов человеческого мозга. Результаты геометрии представляют собой не что иное, как естественные свойства различных линий, поверхностей и тел, resp. их комбинаций, которые в значительной своей части встречались в природе уже задолго до того, как появились люди (радиолярии, насекомые, кристаллы и т.д.)» (2, XX, 631).

Материалистический монизм устраняет противопоставление человека природе. Он исходит из того, что человек есть продукт развития природы, многих миллионов лет естественной эволюции. Единство природы и общества реализуется в общественном производстве, в промышленности и сельском хозяйстве. В процессе труда опосредствуется живое диалектическое противоречие между естествознанием и миром природы, и только в том случае наша деятельность приносит успех, когда знание о предмете совпадает с ним самим. «На каждом шагу, – пишет Энгельс, – факты напоминают нам о том, что мы отнюдь не властвуем над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, не властвуем над ней так, как кто-либо находящийся вне природы, – что мы, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри ее, что все наше господство над ней состоит в том, что мы, в отличие от всех других существ, умеем познавать ее законы и правильно их применять» (2, XX, 496).

Диалектическое единство общества и природы проявляется, во-первых, в том, что в процессе труда человек превращает природу в свое неорганическое тело, ассимилирует, уподобляет ее себе, используя при этом предметы и силы природы в качестве своих орудий. «И животные, – отмечал Энгельс, – в более узком смысле слова имеют орудия, но лишь в виде членов своего тела: муравей, пчела, бобр; и животные производят, но их производственное воздействие на окружающую природу является по отношению к этой последней равным нулю. Лишь человеку удалось наложить свою печать на природу: он не только переместил различные виды растений и животных, но изменил также внешний вид и климат своего местожительства, изменил даже самые растения и животных до такой степени, что результаты его деятельности могут исчезнуть лишь вместе с общим омертвением земного шара. И этого он добился прежде всего и главным образом при посредстве руки» (2, XX, 357 – 358).

Энгельс был одним из первых мыслителей, который обратил внимание на процесс преобразования природы в ходе общественного производства и указал на важные последствия этого процесса. Воздействие человека на природу в настоящее время стало одной из важнейших проблем естествознания. С каждым десятилетием возрастают масштабы такого воздействия: перерабатывая миллиарды тонн почвы, полезных ископаемых, регулируя сток рек, добывая миллионы тонн самых различных элементов, синтезируя тысячи прежде не известных веществ, человек геохимически переделывает мир; его деятельность по своим масштабам уже превзошла многие геологические процессы. Все более быстрыми темпами идет преобразование живой природы: создаются новые сорта растений и породы животных, перемещаются, вводятся новые виды. Агрикультура, лесные полосы, искусственные водохранилища, орошение оказывают существенное влияние на климат, почву и другие природные условия. Геологи считают, что планета вступила в новый период своего развития – антропоген. В современном естествознании наиболее глубокие мысли о глобальном воздействии производства на судьбы нашей планеты развил В. Вернадский в учении о биосфере и ноосфере, т.е. сфере разумной деятельности.

То, что стало очевидным в наше время, с большой прозорливостью отмечал Энгельс: «Как естествознание, так и философия до сих пор совершенно пренебрегали исследованием влияния деятельности человека на его мышление. Они знают, с одной стороны, только природу, а с другой – только мысль. Но существеннейшей и ближайшей основой человеческого мышления является как раз изменение природы человеком, а не одна природа как таковая, и разум человека развивался соответственно тому, как человек научался изменять природу. Поэтому натуралистическое понимание истории – как оно встречается, например, в той или другой мере у Дрейпера и других естествоиспытателей, стоящих на той точке зрения, что только природа действует на человека и что только природные условия определяют повсюду его историческое развитие, – страдает односторонностью и забывает, что и человек воздействует обратно на природу, изменяет ее, создает себе новые условия существования. От „природы“ Германии, какой она была в эпоху переселения в нее германцев, осталось чертовски мало. Поверхность земли, климат, растительность, животный мир, даже сами люди бесконечно изменились, и все это благодаря человеческой деятельности, между тем как изменения, происшедшие за это время в природе Германии без человеческого содействия, ничтожно малы» (2, XX, 545 – 546).

Еще в «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс, подвергая критическому рассмотрению идеалистическую философию, отмечали, что философ-идеалист исключает из поля своего зрения действительное производство жизни, подменяет исследование реального исторического процесса, реальных отношений людей иллюзорным свед?нием причин событий к религиозным и иным идеологическим мотивам. «Этим самым из истории исключается отношение людей к природе, чем создается противоположность между природой и историей» (2, III, 38).

Анализируя факты воздействия человека на природу, Энгельс делает важные выводы социального характера. Капиталистический и все предшествующие ему способы производства имели в виду лишь достижение ближайших результатов труда. Отдаленные последствия деятельности при этом не принимались во внимание. В то же время эти отдаленные последствия могут быть неблагоприятными и для природы, приводя к истощению ее ресурсов, то для самого человека. Следовательно, и в этом отношении возникает необходимость в сознательной, планомерной организации общественного процесса производства. Размышляя о воздействии человека на природу, Энгельс писал: «И мы, в самом деле, с каждым днем научаемся все более правильно понимать ее законы и познавать как более близкие, так и более отдаленные последствия нашего активного вмешательства в ее естественный ход. Особенно со времени огромных успехов естествознания в нашем столетии мы становимся все более и более способными к тому, чтобы уметь учитывать также и более отдаленные естественные последствия по крайней мере наиболее обычных из наших действий в области производства и тем самым господствовать над ними. А чем в большей мере это станет фактом, тем в большей мере люди снова будут не только чувствовать, но и сознавать свое единство с природой и тем невозможней станет то бессмысленное и противоестественное представление о какой-то противоположности между духом и материей, человеком и природой, душой и телом, которое распространилось в Европе со времени упадка классической древности и получило наивысшее развитие в христианстве» (2, XX, 496).

Рассматривая природу как объект человеческой деятельности, материалистический монизм снимает метафизическое противопоставление чувственного и рационального в познании. Для примитивного материализма чувственное просто адекватно природному, биологическому, как говорят теперь – генетически обусловленному. В таком понимании чувственность асоциальна; как темное море эмоций и страстей она вечно грозит взломать тонкий лед разума, захлестнуть его. Маркс и Энгельс впервые обратили внимание на то, что чувственное в людях имеет социальную природу, оно очеловечено с первых же шагов ребенка, поскольку первым объектом его восприятия, деятельности оказывается предмет культуры, а не дикой природы. За непонимание этого важного обстоятельства Маркс и Энгельс справедливо критиковали Фейербаха: «Он не замечает, что окружающий его чувственный мир вовсе не есть некая непосредственно от века данная, всегда равная себе вещь, а что он есть продукт промышленности и общественного состояния, притом в том смысле, что это – исторический продукт, результат деятельности целого ряда поколений, каждое из которых стояло на плечах предшествующего, продолжало развивать его промышленность и его способ общения и видоизменяло в соответствии с изменившимися потребностями его социальный строй. Даже предметы простейшей „чувственной достоверности“ даны ему только благодаря общественному развитию, благодаря промышленности и торговым сношениям» (2, III, 42). Ныне дикая, нетронутая природа сохранилась разве что в заповедниках, да и то как результат соответствующей деятельности общества, поэтому и она воспринимается не как первозданная, а как очеловеченная, подчиненная его целям.

В своих философских работах Энгельс последовательно и систематически вскрывает земную, действительную основу научных понятий как отражения объективных свойств, отношений, закономерностей окружающего мира. Особенно тщательно он анализирует природу математических понятий, поскольку в этой абстрактной области чаще всего делались попытки рассматривать знание как чистый продукт духа. «Как и все другие науки, – писал он, – математика возникла из практических потребностей людей: из измерения площадей земельных участков и вместимости сосудов, из счисления времени и из механики. Но, как и во всех других областях мышления, законы, абстрагированные из реального мира, на известной ступени развития отрываются от реального мира, противопоставляются ему как нечто самостоятельное, как явившиеся извне законы, с которыми мир должен сообразоваться. Так было с обществом и государством, так, а не иначе, чистая математика применяется впоследствии к миру, хотя она заимствована из этого самого мира и только выражает часть присущих ему форм связей, – и как раз только поэтому и может вообще применяться» (2, XX, 37 – 38).

Высший, основной вопрос философии, как отмечает Энгельс в своей работе о Фейербахе, имеет еще одну сторону – это вопрос о познаваемости мира. Неоднократно касаясь этого вопроса, Энгельс отстаивал мысль о единстве природы и духа, об отсутствии непроницаемой стены, которую Кант, Юм и их последователи пытались воздвигать между познанием и объектом. Как и Маркс, Энгельс отвергал абстрактное идеалистическое тождество бытия и мышления; он также был далек от примитивного механистического истолкования этого тождества, которое фактически снимает вопрос о диалектике познания. Он указывает на момент диалектического тождества природы и человека, мышления и бытия, объекта и субъекта, признавая сознание высшим продуктом развития самой природы, а не какой-то внемировой сущностью, усматривая реализацию этого тождества в процессе преобразования природы и вызванного этим изменения самого человека, в объективном содержании нашего сознания.

В своих трудах Энгельс дал глубокий анализ процесса познания, развил основные принципы диалектики как логики и теории познания, показал соотношение основных форм мышления, вооружил науку единственно верной, материалистической теорией познания.