2. Соотношение между исходной категорией и конечными категориями в диалектическом доказательстве

2. Соотношение между исходной категорией и конечными категориями в диалектическом доказательстве

Ленин говорил о «громадной доказательности изложения» (3, I, 130) «Капитала». О железной логике и внутренней связи всех частей и идей «Капитала» Энгельс писал: «…у Маркса все так связано одно с другим, что ничего нельзя вырвать из этой взаимосвязи» (2, XXXVIII, 389). Сам Маркс говорил, что «Капитал» представляет собой «художественное целое». Суть доказательности «Капитала» объясняется Энгельсом в письме к Марксу следующим образом: «Поздравляю тебя с тем совершенством, с каким самые запутанные экономические проблемы ты делаешь простыми и осязательно ясными благодаря только тому, что они ставятся на надлежащее место и в правильную взаимосвязь» (2, XXXI, 275 – 276).

В «Капитале» логика исследования и логика доказательства совпадают. Каждый новый шаг в исследовании есть в то же время новый шаг в доказательстве истинности и принятого за исходное основного положения, и конечных выводов теории.

Развертывание исследования и доказательство осуществляются посредством последовательного, постепенного выведения более конкретных результатов из тех возможностей, которые имеются на предшествующих стадиях развития, причем, разумеется, это происходит при обязательном учете новых условий. Такое выведение имеет синтетический характер. Выводы не извлекаются тавтологически из посылок, а обогащаются, конкретизируются. Дело в том, что «самые абстрактные определения при более точном рассмотрении всегда указывают на дальнейший конкретный, определенный исторический базис. (Это и понятно, так как именно от него они и абстрагированы в этой определенности.)» (2, XXIX, 258).

О нижеследующем отрывке из гегелевской «Науки логики» Ленин говорит, что он «очень недурно подводит своего рода итог тому, чт? такое диалектика»: «Познание движется от содержания к содержанию. Прежде всего это поступательное движение характеризуется тем, что оно начинается с простых определенностей и что следующие за ними становятся все богаче и конкретнее. Ибо результат содержит в себе свое начало, и движение последнего обогатило его некоторой новой определенностью… На каждой ступени дальнейшего определения всеобщее поднимает выше всю массу его предшествующего содержания и не только ничего не теряет вследствие своего диалектического поступательного движения и не оставляет ничего позади себя, но несет с собой все приобретенное, и обогащается и уплотняется внутри себя» (3, XXIX, 212).

Доказательство, таким образом, есть все более глубокое обоснование внутренних законов, управляющих находящимися на поверхности и наблюдаемыми явлениями.

Такая структура диалектического исследования и доказательства, применяемых в «Капитале», вызвала со стороны всякого рода метафизиков и идеалистов обвинение Маркса в гегельянщине, в абстрактности и формализме. Даже люди, симпатизировавшие Марксу, как, например, М.М. Ковалевский и глубоко проникший в экономическое учение Маркса Н. Зибер, так или иначе выступали против такого метода доказательства. Н. Зибер, отметивший поразительную силу ума Маркса, его строжайшую логическую последовательность, его умение «ни разу не забывать принятых им предпосылок и не уклоняться от них ни на волос», отмечал вместе с тем «несколько схоластический язык» и «тяжеловесность» аргументации Маркса (цит. по 36, 297). М.М. Ковалевский, вспоминая свои встречи с Марксом, отмечал его «благороднейшую и даровитейшую натуру», но сожалел, что Маркс «был и остался гегельянцем и что научные положения его написаны поэтому на песке». Прочтя больше половины «Капитала», он пришел к выводу, что «уклонение от позитивного метода» невольно ведет к заблуждениям. В то же время Ковалевский говорит о реакции Маркса на его, Ковалевского, критику: «Он однажды сказал мне в упор, что логически можно мыслить только по диалектическому методу, ну а не логически хотя бы и по позитивному» (цит. по 36, 250).

Диалектический метод требует от читателя известного напряжения, так как при пользовании им необходимо держать в голове длинную цепь предпосылок и следствий. Для характеристики этого метода доказательства большой интерес представляет ответ Маркса на письмо Энгельса от 27 июня 1867 г. Читая рукопись первого тома «Капитала», Энгельс заметил, что Маркс не позаботился о доказательстве одного пункта и что в этом пункте следует ожидать возражений со стороны противников, хотя аргументация их поверхностна и предпосылка ее абсурдна. На это замечание Маркс отвечает: «Если бы я захотел предупредить все такого рода возражения, то я бы испортил весь диалектический метод исследования. Наоборот, этот метод имеет то преимущество, что он ставит этим господам на каждом шагу ловушки и тем вынуждает их преждевременно обнаружить свою непроходимую глупость» (2, XXXI, 266).

«Ловушки», о которых говорил здесь Маркс, заключаются в том, что поверхностный читатель ждет на каждом данном этапе исследования исчерпывающего доказательства рассматриваемых на этом этапе положений, между тем как это доказательство окончательно дается лишь рассмотрением всей совокупности сторон и их связей, что не может быть осуществлено на каком-нибудь отдельном этапе исследования.

В связи с этой особенностью диалектического метода возникает в высшей степени важный для понимания всего метода вопрос о доказательстве исходной категории данной теории и об отношении между этой категорией и конечными выводами теории.

Исходная категория «Капитала» – понятие стоимости (прибавочная стоимость немыслима вне стоимости и опирается на нее). Не существует противоречий между всеми понятиями и положениями «Капитала», с одной стороны, и этим исходным понятием – с другой; наоборот, все они ему соответствуют и из него вытекают.

Маркс говорит, что буржуазная политическая экономия, даже классическая, мучилась над проблемой соответствия между явлениями, связанными с категорией прибыли (норма прибыли, тенденция нормы прибыли к понижению и т.д.), с одной стороны, и законом стоимости – с другой. Она впадала то в одну, то в другую крайность: либо игнорировала специфические особенности прибыли в ее отличии от прибавочной стоимости, для того чтобы не изменить исходному принципу стоимости, либо учитывала указанные различия, но отказывалась ради этого от своего исходного принципа. «…Политическая экономия… до сих пор или произвольно абстрагировалась от различия между прибавочной стоимостью и прибылью, нормой прибавочной стоимости и нормой прибыли с тем, чтобы иметь возможность сохранить в качестве основы определение стоимости, или же отказывалась от этого определения стоимости и вместе с ним от всякой почвы для научного отношения к вопросу, чтобы ухватиться за различия, лежащие на поверхности явлений и бросающиеся в глаза…» (2, XXV, ч. I, 184).

В то же время буржуазной и ревизионистской критикой «Капитала» создана целая литература о якобы существующем противоречии между первым томом «Капитала», в котором рассматривается принцип стоимости, и третьим томом, в котором рассматривается прибыль с ее специфическими законами. Печально знаменитый Бем-Баверк писал, что третий том «Капитала» напоминает «русский поход», т.е. катастрофу Наполеона в России, «научное самоубийство», «полнейший отказ от своего учения» о стоимости и т.д. Русский реакционер, прошедший путь от «марксизма» к идеализму, Сергей Булгаков говорил, что у него был «многолетний роман» с трудовой теорией стоимости и что выход в свет третьего тома «Капитала» принес ему жестокое разочарование. Он пришел к выводу, что вообще нет никакой необходимости в том, чтобы принять за основу теории какое бы то ни было одно определенное исходное положение, что в этом вопросе может и должна быть полная «свобода»; что он, Булгаков, например, считает вполне возможным построить экономическую науку на основе… религии (см. 6, 347). Трудно да и незачем перечислять авторов, пережевывающих на разный или на один и тот же манер эту легенду о противоречии между первым и третьим томами «Капитала»[37].

Наряду с этим направлением в буржуазно-ревизионистской критике «Капитала» против него выдвигалось также обвинение в недоказанности самого понятия стоимости. Таким образом, согласно этой критике, либо теория стоимости верна, но ей противоречат конечные выводы, либо сама эта исходная теория не доказана, поэтому все здание оказывается построенным на песке.

Важные данные для разбора и опровержения подобных обвинений «Капитала» в нелогичности, а также некоторых ошибочных взглядов в этом вопросе у части марксистов мы находим в следующих документах: в письме Маркса к Кугельману от 11 июля 1868 г., в критике метода Рикардо в «Теориях прибавочной стоимости», в предисловии Энгельса к третьему тому «Капитала», в письме Энгельса к Конраду Шмидту от 12 марта 1895 г. Эти документы особенно замечательны тем, что из них с предельной ясностью видно, какое громадное значение для диалектической логики имеет то, что наука ищет окончательного доказательства своих основных понятий не просто в сфере мышления, а в самой действительности, в исторической последовательности и в практике.

О письме Маркса к Кугельману Ленин в предисловии к русскому переводу этих писем (3, XIV, 372) писал, что оно не только представляет «выдающийся интерес» для понимания теории стоимости Маркса, ибо Маркс здесь учит своему методу, но и выясняет связь такого, казалось бы, отвлеченного вопроса, как теория стоимости, с интересами господствующих классов, желающих увековечения путаницы в этом вопросе.

В первой части письма рассматривается утверждение одного из вульгарных экономистов, будто значение понятия стоимости в «Капитале» не доказано и, стало быть, рушится все построение системы доказательства. По этому поводу Маркс писал: «Что касается „Centralblatt“, то автор статьи полагает, что делает мне огромную уступку, допуская, что если вообще придавать какой-нибудь смысл понятию стоимости, то неизбежно приходится соглашаться с моими выводами. Несчастный не видит, что если бы в моей книге и вовсе не было главы о „стоимости“, то анализ реальных отношений, который я даю, все равно содержал бы в себе доказательство и подтверждение действительного отношения стоимости. Болтовня о необходимости доказать понятие стоимости покоится лишь на полнейшем невежестве как в отношении того предмета, о котором идет речь, так и в отношении метода науки. Всякий ребенок знает, что каждая нация погибла бы, если бы она приостановила работу не то что на год, а хотя бы на несколько недель. Точно так же известно всем, что для соответствующих различным массам потребностей масс продуктов требуются различные и количественно определенные массы общественного совокупного труда» (2, XXXII, 460).

Суть этой части письма заключена в двух пунктах. Во-первых, понятие стоимости незачем специально и отдельно доказывать, так как оно выражает общеизвестный факт, а именно, что труд есть основа всей жизни общества. Во-вторых, оно не нуждается в прямом и непосредственном доказательстве, так как его истинное значение раскрывается всем дальнейшим анализом. Если стоимость есть, с одной стороны, основание для всего дальнейшего построения, то – с другой, основанное, т.е. все дальнейшее построение, само есть основание для понятия стоимости, основание основания. Таким образом, ход исследования и доказательства, взятый в целом, образует «круг».

Высказанная здесь Марксом мысль о способе доказательства исходного положения представляет собой материалистическое истолкование следующего гегелевского положения: «Нужно признать весьма важной мысль (более определенной она будет в самой логике), что движение вперед есть возвращение назад в основание, к первоначальному и истинному, от которого зависит то, с чего начинают, и которое на деле порождает начало» (11, I, 127).

В таком способе доказательства истинности исходного положения нет ничего условного и проблематического, как это может показаться на первый взгляд. Гегель считает нужным предупредить, что такое доказательство только внешне похоже на прием, применяемый в геометрии, когда нечто сначала предполагается как истинное и лишь затем доказывается его действительная истинность. Исходное понятие не предполагается, а диктуется объективной природой вещей.

«Круг» в диалектическом доказательстве не имеет ничего общего с тем «кругом в доказательстве», который совершенно справедливо запрещен формальной логикой. Формальная логика не допускает доказательства истинности аргументов ссылкой на истинность тезиса, в диалектической же логике структура отношения между тезисом и аргументами такова, что они друг друга поддерживают и обосновывают. Теория стоимости является аргументом, доказывающим сущность и смысл эксплуатации пролетариата классом капиталистов, т.е. практики капиталистического общества (включающей классовую борьбу); с другой стороны, ее истинность постоянно подтверждается практикой классовой борьбы. Критерий практики вносит новые логические возможности в отношение между тезисом и аргументами. Ссылка Маркса на то, что общество не сможет прожить и нескольких недель, если остановить на это время работу, есть ссылка на практику, применение критерия практики.

Маркс использует каждый подходящий повод, чтобы подчеркнуть, что его «теоретические допущения» совпадают с «фактическими предпосылками». Так, об образовании общей нормы прибавочной стоимости он пишет в третьем томе «Капитала»: «Такая общая норма прибавочной стоимости, – в виде тенденции, как и все экономические законы, – была допущена нами в качестве теоретического упрощения; однако в действительности она является фактической предпосылкой капиталистического способа производства, хотя установление ее и тормозится в большей или меньшей степени практическими препятствиями… Но в теории предполагается, что законы капиталистического способа производства развиваются в чистом виде. В действительности же всегда имеется налицо лишь некоторое приближение; но приближение это тем больше, чем полнее развит капиталистический способ производства, чем полнее устранены чуждые ему остатки прежних экономических укладов» (2, XXV, ч. I, 191 – 192).

В споре о том, есть ли земельная рента плата за естественные различия почвы или же она процент на вложенный в землю капитал, Маркс ссылается на практику, на «практическую борьбу не на жизнь, а на смерть между фермером и лендлордом», из которой видно, что рента есть и то и другое. Для нас особенно важно сделанное Марксом в связи с этим замечание, имеющее общее значение: «Только в том случае, если вместо противоречащих друг другу догм рассматривать противоречащие друг другу факты и действительные противоречия, являющиеся скрытой подоплекой этих догм, только в этом случае политическую экономию можно превратить в положительную науку» (2, XXXII, 145).

Понятие стоимости, которое вводится Марксом в начале исследования, есть, таким образом, не тот тезис, который имеет в виду формальная логика и который остается лишь проблематически истинным, пока он не доказан, – он рассматривается с самого начала как фактически истинный, но это пока истина в самом общем виде. Стоимость есть труд, но труд в особой форме («овеществленный», принявший форму стоимости). В начале исследования не в полной мере мотивирована только особая форма труда, выраженного в стоимости. Для доказательства истинности тезиса об этой особой форме труда требуется рассмотрение более сложных и конкретных экономических фактов и соответствующих им категорий.

Подлинная задача науки заключается не только в том, чтобы теоретически доказать существование общего закона. В первой приведенной выше части письма Маркса к Кугельману говорится о том, что мысль о труде как исходном пункте всего исследования не нуждается в отдельном доказательстве вследствие ее самоочевидности; во второй же части письма речь идет по существу о значении и доказательстве особой формы труда – стоимости, как таковой. «Очевидно само собой, что эта необходимость распределения общественного труда в определенных пропорциях никоим образом не может быть уничтожена определенной формой общественного производства, – измениться может лишь форма ее проявления. Законы природы вообще не могут быть уничтожены. Измениться, в зависимости от исторически различных состояний общества, может лишь форма, в которой эти законы прокладывают себе путь. А форма, в которой прокладывает себе путь это пропорциональное распределение труда, при том состоянии общества, когда связь общественного труда существует в виде частного обмена индивидуальных продуктов труда, – эта форма и есть меновая стоимость этих продуктов.

Задача науки состоит именно в том, чтобы раскрыть, как закон стоимости прокладывает себе путь. Следовательно, если бы захотели сразу „объяснить“ все явления, кажущиеся противоречащими закону, то пришлось бы дать науку раньше науки. В том-то и состоит как раз ошибка Рикардо, что он в своей первой главе о стоимости всевозможные категории, которые еще должны быть выведены, предполагает данными, чтобы доказать их адекватность закону стоимости» (2, XXXII, 460 – 461).

Таким образом, категория стоимости сначала является исходной для всего исследования в качестве труда вообще, но со стороны своей частной формы она все больше и больше доказывается по мере продвижения исследования вперед – в учении о деньгах, о капитале и в конечном счете в учении о цене производства и т.д. Истинность исходных положений науки полностью доказывается лишь по мере их конкретизации.

Смысл диалектического «круга» сжато выражен в следующих цитированных Лениным словах Гегеля: «Именно таким образом происходит, что каждый шаг вперед в поступательном движении, каждое дальнейшее определение, удаляясь от неопределенного начала, представляет собой также возвратное приближение к последнему… идущее назад обоснование начала и идущее вперед дальнейшее определение его – совпадают воедино и есть одно и то же» (3, XXIX, 212).

Так решается вопрос о доказательстве истинности исходного понятия в «Капитале» и в диалектической логике вообще. Но этот вопрос имеет еще другую сторону: каким способом доказывается соответствие (отсутствие противоречий) всех прочих понятий данной теории ее исходной категории? Критикуя в «Теориях прибавочной стоимости» метод Рикардо и характер построения его системы, Маркс устанавливает в связи с этим важное различие в данном вопросе между формальной и диалектической логикой. Рикардо, говорит Маркс, сделал большой шаг вперед по сравнению с А. Смитом. Если у Смита анализ внутренних отношений еще перемешивается с анализом отношений поверхностных, т.е. если Смит не задумывается над соответствием всей теории ее исходному понятию, то Рикардо поставил все категории политической экономии «на очную ставку с их принципом», с понятием стоимости. Все эти категории «подвергнуты допросу на предмет выяснения того», насколько они прямо ему соответствуют (см. 2, XXVI, ч. II, 181 – 182).

Однако характер «очной ставки», сопоставления всех категорий с принципом у Рикардо не удовлетворяет Маркса. Рикардо действует чисто формально-логически, когда он конкретные явления непосредственно сопоставляет с принципом, а не выводит их из него. Так, соответствие общей нормы прибыли принципу стоимости он лишь предполагает и поэтому не замечает противоречия между ними, которое еще следует объяснить и поставить на надлежащее место в общих рамках соответствия между ними. На самом деле надо существование общей нормы прибыли вывести «при помощи целого ряда посредствующих звеньев, – выведение, весьма отличное от простого подведения под закон стоимости. Рикардо тогда получил бы вообще совсем иное представление о природе прибыли и не отождествил бы последнюю непосредственно с прибавочной стоимостью» (2, XXVI, ч. II, 187 – 188).

Кроме того, методологический недостаток доказательства у Рикардо заключается в том, что сопоставление конкретных категорий с принципом у него происходит бессистемно: каждое сложное понятие сопоставляется с принципом само по себе, вне его связей с другими конкретными понятиями. Принцип, таким образом, применяется к материалу, собранному по случайным, внешним признакам, формально.

Диалектическое доказательство есть не подведение, а выведение одних положений (и категорий) из других. При этом очень важно учесть, что выведение не предполагает какого-то прямолинейного действия, а совершается посредством «промежуточных звеньев», переходов и опосредствований. «Доказывание есть вообще опосредствованное познание», отмечает Ленин словами «Науки логики» (3, XXIX, 133).

В том же направлении развивается мысль Энгельса в его предисловии к третьему тому «Капитала», когда он критикует ошибки П. Фиремана и К. Шмидта при объяснении отношения между принципом стоимости и средней нормой прибыли. Фиреман не сумел исчерпывающе решить поставленный вопрос из-за непонимания им того, что диалектическое доказательство представляет собой цепь «промежуточных звеньев» и опосредствований. «Сколько посредствующих звеньев потребовалось бы Фиреману еще и после этого открытия, чтобы выработать полное и ясное решение проблемы, – это показывает незаслуженно холодный прием, которым была встречена его столь значительная статья» (2, XXV, ч. I, 20). Фиреман не понимает, что Маркс не дает раз навсегда установленных определений понятий, но что он их развивает. «Ведь само собой разумеется, что, когда вещи и их взаимные отношения рассматриваются не как постоянные, а как находящиеся в процессе изменений, то и их мысленные отражения, понятия, тоже подвержены изменению и преобразованию; их не втискивают в окостенелые определения, а рассматривают в их историческом, соответственно логическом, процессе образования» (2, XXV, ч. I, 16).

Шмидт также подвергается Энгельсом критике за такое же непонимание отличия между простым формально-логическим сопоставлением понятий и их диалектическим выведением. Письмо Энгельса к К. Шмидту от 12 марта 1895 г. есть логическое продолжение той критики, которой он подверг Шмидта и Фиремана в предисловии к третьему тому «Капитала», – оно написано всего полгода спустя после этого предисловия и затрагивает в общем тот же круг вопросов. Но оно примечательно тем, что в нем логические проблемы ставятся прямо, особенно это касается проблемы отношения между понятиями и действительностью. В первой части письма Энгельс упрекает Шмидта в «эклектическом методе философствования», поскольку Шмидт не охватывает вопроса в целом и дело часто сводится у него к «умничанью по поводу частностей». Из-за этого Шмидт приходит к выводу, что стоимость есть лишь «необходимая фикция», практически диктуемая определенными интересами. Энгельс напоминает Шмидту о его прежних кантианских взглядах и говорит, что он подходит к стоимости так же, как Кант выводил «бытие бога» из практического разума.

Особенно большой интерес представляет вторая часть письма. Здесь Энгельс говорит, что не только понятие стоимости, но и вообще все понятия таковы, что они не могут быть простым зеркальным отражением действительности. Тем не менее понятие всегда больше, чем фикция, оно приблизительно, но верно отражает действительность. Абстракция от действительности выражает действительность, но не прямо, а окольным путем и находится с ней в таком отношении, как две асимптоты, которые, приближаясь друг к другу, никогда не совпадают. Именно отсюда и вытекает необходимость при исследовании и доказательстве устанавливать связь между понятиями и конкретной действительностью через промежуточные звенья и опосредствования. Это верно и для отношения между стоимостью и общей нормой прибыли.