3. Разработка диалектики как метода исследования общественных явлений
3. Разработка диалектики как метода исследования общественных явлений
Одна из заслуг последователей Маркса и Энгельса состоит в разработке ими так называемой исторической диалектики. Эта разработка осуществлялась в борьбе с историческим идеализмом и позитивизмом. В плане исторического материализма были проанализированы важные диалектические категории: свобода и необходимость, личность и масса, географическая среда и общество и т.д. В трактовку ряда категорий были внесены некоторые новые моменты,
Обосновывая центральный диалектико-материалистический тезис о противоречии как источнике развития общества, Плеханов писал: «Противоречие является силой, определяющей ход исторического или логического развития; борьба различных общественных элементов служит источником общественного прогресса. Социалисты-диалектики не боятся поэтому борьбы классов в современном обществе, напротив, к этой борьбе приурочиваются все их практические способы действий. Напротив, новейшие „эволюционисты“ с ужасом смотрят на борьбу классов, постоянно опасаясь, что она нарушит черепаший ход дорогих для них постепенных изменений и поведет к „ненаучным“ переворотам» (33, I, 126).
Лафарг также противопоставляет буржуазной социологии и ревизионистскому способу мышления диалектический взгляд на общественный прогресс, постепенной эволюции – диалектический процесс развития общества в двух органически связанных между собой формах – эволюционной и революционной.
В своей полемике с Бернштейном Меринг подчеркивает, что Маркс и Энгельс внесли диалектику в историю. Бернштейн, отрицая «историческую диалектику», не в состоянии понять диалектические связи общественного процесса, раскрытые Марксом в «Капитале» и других произведениях. Диалектика Маркса и Энгельса объективна, материалистична, она исходит из действительного исторического процесса. Поэтому диалектика – единственный научный метод исследования истории. Он плодотворен во всех областях науки и искусства: в политической экономии, историографии, литературе и т.д.
Исторический материализм, писал Плеханов, имеет методологическое значение для всех общественных наук благодаря применяемому им диалектическому методу.
Для Плеханова, Лафарга, Меринга диалектика не только метод исследования, но и метод действия. Диалектика, говорил Меринг, есть одновременно орудие познания капиталистической действительности и ее революционного преобразования. С помощью диалектики ученики Маркса – и это большая их историческая заслуга – обосновывают марксистское учение о пролетарской революции. Напомним здесь выступления Лафарга, Плеханова и Меринга против ревизионизма. Критикуя Бернштейна и Струве, Плеханов опровергает принцип постепенности развития в обществе, показывает, что Марксова теория революции исходит из диалектики общественного процесса. Неизбежность революции он доказывает, опираясь на закон противоречия и закон перехода количественных изменений в качественные. Плеханов иронически замечает в адрес Струве: «А г. П. Струве взялся показать нам, что природа скачков не делает и что интеллект их не терпит. Как же это так? Или, может быть, он имеет в виду только свой собственный интеллект, который действительно не терпит скачков по той простой причине, что он, как говорится „терпеть не может“ диктатуры пролетариата» (32, II, 606).
Меринг, выступая против фальсификации Бернштейном диалектики Маркса, отмечает, что диалектика есть аналог исторической действительности. В доказательство того, что общественные процессы происходят диалектически и что наше сознание отражает эту диалектику, Меринг приводит ряд убедительных примеров из области социальных отношений.
Лафарг опровергает эволюционистскую концепцию, ссылаясь на Марксову диалектику, подтверждаемую всем ходом общественного прогресса. «Эволюционный период, – писал он, – всегда приводит… к революционному кризису, роковым образом необходимому для того, чтобы поставить медленно развившийся новый организм в новые условия развития» (25, I, 272). Касаясь общественного прогресса, необходимо ведущего к коммунизму, Лафарг в объяснении его закономерностей апеллирует к диалектическому закону отрицания отрицания: «Человечество прогрессирует не по прямой линии, как это думал Сен-Симон; подобно небесным телам вокруг центра притяжения, подобно листьям вокруг стебля, движение его описывает постепенно увеличивающуюся спираль. В силу необходимости оно возвращается к соответственным точкам, и тогда снова показываются те старые формы, которые, казалось, совсем исчезли; но формы эти являются уже сильно измененными последовательным воздействием на них социальных и экономических явлений, имевших место в соответствующий промежуток времени… Человеческое общество, развившееся из простого и грубого коллективизма доисторических времен, возвращается к сложному, научному коммунизму» (24, 142).
Марксистская диалектика и ее законы служили Лафаргу, Плеханову и Мерингу действенным оружием в борьбе против ревизионистов за чистоту социального и политического учения марксизма. Проблемы исторического материализма и научного социализма (теория революции, учение о классовой борьбе, теория государства и т.д.) Лафарг, Плеханов и Меринг рассматривали в аспекте материалистической диалектики. Это безусловная заслуга учеников Маркса и Энгельса.
Что касается теории исторического материализма, то следует прежде всего отметить диалектический анализ проблемы общества и природы, который мы находим у Лафарга, Плеханова, Лабриолы. Лафарг и Лабриола ставят вопрос о соотношении искусственной и естественной среды. Плеханов всесторонне исследует соотношение общества и географической среды, противоречия между ними и источники их преодоления. «Действуя на природу вне его, – пишет Плеханов, – человек изменяет свою собственную природу. Он развивает все свои способности, а между ними и способность к „деланию орудий“. Но в каждое данное время мера этой способности определяется мерой уже достигнутого развития производительных сил» (32, I, 615). Как известно, Плеханов временами чрезмерно выпячивал роль географической среды.
С рассмотрением Лабриолой и Плехановым вопроса о противоречивом характере соотношений общества и природы и о внутренних силах развития общества тесно связан анализ ими теории факторов, принципа функциональной связи в обществе. Теории факторов они противопоставляют диалектическую концепцию общественного развития, которая, включая в себя как элемент принцип функциональной связи в обществе, вскрывает главное, решающее и определяющее в общественной эволюции. Плеханов отмечает, что теория факторов в объяснении истории – неизбежная студень: «Та или другая разновидность такой теории действительно должна родиться всюду, где люди, интересующиеся общественными явлениями, переходят от простого их созерцания и описания к исследованию существующей между ними связи» (32, II, 240). Он выражает согласие с мнением Лабриолы, что понятия об исторических факторах представляют собой нечто гораздо меньшее, чем наука, и гораздо большее, чем грубое заблуждение. Социально-исторический фактор, говорит Плеханов, «есть абстракция, представление о нем возникает путем отвлечения (абстрагирования). Благодаря процессу абстрагирования различные стороны общественного целого принимают вид обособленных категорий, а различные проявления и выражения деятельности общественного человека – мораль, право, экономические формы и проч. – превращаются в нашем уме в особые силы, будто бы вызывающие и обусловливающие эту деятельность, являющиеся ее последними причинами» (32, II, 241).
Критикуя теорию факторов, ее односторонность, Плеханов останавливается на категории взаимодействия. Взаимодействие – это весьма широкая форма связи явлений. Однако понятие взаимодействия, указывает Плеханов, ссылаясь на Гегеля, не в состоянии объяснить развитие явлений. Требуется выйти за пределы непосредственного, найти обусловливающее, решающее в процессе взаимодействия. «Это значит, – замечает Плеханов в адрес народников, – что, говоря, например, о различных сторонах народной жизни, мы должны, не довольствуясь указанием на их взаимодействие, искать их объяснения в чем-то новом, „высшем“, т.е. в том, чем обусловливается как самое существование их, так и возможность их взаимодействия» (32, I, 429). Точка зрения французских материалистов XVIII в., выдвинувших антиномию: «Мнения людей определяются средою; среда определяется мнениями», – «объясняет очень и очень немногое по той простой причине, что она не дает никаких указаний насчет происхождения взаимодействующих сил» (32, I, 520). Надо найти фактор, который создает самое возможность взаимодействия. «Но научное исследование не может остановиться на признании этого взаимодействия, так как взаимодействие далеко не объясняет нам общественных явлений. Чтобы понять историю человечества, т.е. в данном случае историю его мнений, с одной стороны, и историю тех общественных отношений, через которые оно прошло в своем развитии, – с другой, надо возвыситься над точкой зрения взаимодействия, надо открыть, если это возможно, тот фактор, который определяет собою и развитие общественной среды и развитие мнений. Задача общественной науки XIX века заключалась именно в открытии этого фактора» (32, I, 521). Чтобы понять взаимодействие, необходимо «выяснить себе свойства взаимодействующих сил, а эти свойства не могут найти себе последнее объяснение в факте взаимодействия, как бы ни изменялись они благодаря ему» (32, I, 660).
Для метафизика взаимодействие есть граница познания. «Когда он испытывает потребность дать общую картину, – пишет Плеханов, – то он рассматривает вещи в их взаимодействии; на этом он останавливается, не идет и не может идти дальше, так как вещи остаются для него отделенными пропастью друг от друга, так как он не имеет никакого представления об их развитии» (32, II, 134). Взаимодействие есть лишь момент развития. Указание на взаимодействие различных сторон общества не разрешает вопроса. «Оно представляет собою лишь дорожку, по которой люди, сознательно или бессознательно, удаляются от этого вопроса» (32, II, 204). Марксизм среди взаимодействующих сторон общественной жизни выделяет главное, существенное.
Чрезвычайно плодотворной была разработка Плехановым диалектики свободы и необходимости, случайности и необходимости, субъективного фактора и объективных условий, в значительной мере связанная с анализом роли личности и народных масс в истории. Его работа «К вопросу о роли личности в истории» конкретизирует и оттеняет некоторые новые моменты Марксовой диалектики.
Развенчивая теории культа личности, Плеханов раскрывает диалектическую связь личности с обществом, народом, классом. Он правильно утверждает, что «всякий талант, ставший общественной силой, есть плод общественных отношений» (32, II, 329). Но, подчеркивая зависимость характера действий личности от общего направления развития истории, Плеханов указывает и на активность воздействия личности на исторический процесс.
В этой связи он исследует соотношение свободы и необходимости. Люди сознательно преследуют свои частные, личные цели. Но «из сознательных свободных поступков отдельных людей необходимо вытекают неожиданные для них, непредвиденные ими последствия, касающиеся всего общества, т.е. влияющие на совокупность взаимных отношений тех же людей. Из области свободы мы переходим, таким образом, в область необходимости.
Если несознаваемые людьми общественные последствия их индивидуальных действий ведут к изменению общественного строя, что происходит всегда, хотя далеко не одинаково быстро, то перед людьми вырастают новые индивидуальные цели. Их свободная сознательная деятельность необходимо приобретает новый вид. Из области необходимости мы опять переходим в область свободы» (32, I, 595).
Простая констатация взаимодействия свободы и необходимости не продвигает, однако, науку в рассмотрении данной проблемы. Свобода и необходимость образуют взаимодействие двух неоднозначных сторон единства. Необходимость, по словам Плеханова, составляет единственную твердую основу, прочную гарантию, неизбежное условие человеческой свободы (см. 32, I, 637).
Детерминизм материалистов XVIII в. не шел дальше признания абсолютной необходимости. Поэтому свобода оставалась у них чем-то противоположным необходимости. Этот детерминизм игнорировал человеческую деятельность – связующее звено между необходимостью и свободой. «Якобы фаталистическая теория Маркса, – пишет Плеханов, – является как раз теорией, впервые в истории экономической науки положившей конец тому фетишизму экономистов, согласно которому они объясняли экономические категории – меновую стоимость, деньги, капитал – природой материальных объектов, а не природой отношений людей в процессе производства» (32, II, 190).
Необходимость не только не исключает свободы, но свободная деятельность людей возможна вследствие того, что их действия необходимы. Плеханов выдвигает и такой довод: «Если бы действия людей не были необходимы, то их невозможно было бы предвидеть, а там, где невозможно никакое предвидение, нет места и для свободной деятельности в смысле сознательного влияния на окружающую жизнь. Таким образом, необходимость оказывается залогом свободы» (32, III, 43).
Сознание необходимости в обществе прекрасно уживается с активной практической деятельностью людей и тем самым с борьбой за свободу. Развивая свою аргументацию, Плеханов пишет: «Когда сознание несвободы моей воли представляется мне лишь в виде полной субъективной и объективной невозможности поступать иначе, чем я поступаю, и когда данные мои действия являются в то же время наиболее для меня желательными из всех возможных действий, тогда необходимость отождествляется в моем сознании со свободой, а свобода с необходимостью и тогда я не свободен только в том смысле, что не могу нарушить это тождество свободы с необходимостью; не могу противопоставить их одну другой; не могу почувствовать себя стесненным необходимостью. Но подобное отсутствие свободы есть вместе с тем ее полнейшее проявление» (32, II, 304 – 307).
Сознание необходимости делает личность великой общественной силой. «Когда мы говорим, что данная личность считает свою деятельность необходимым звеном в цепи необходимых событий, это значит, между прочим, что отсутствие свободы воли равносильно для нее совершенной неспособности к бездействию и что оно, это отсутствие свободы воли, отражается в ее сознании в виде невозможности поступать иначе, чем она поступает» (32, II, 302). Сознание необходимости данного явления усиливает энергию человека, класса, народа, сочувствующих ему и рассматривающих себя в качестве одной из сил, вызывающих это явление (см. 32, II, 308).
Интересные мысли высказывает Плеханов по вопросу о случайности и необходимости. Эту проблему он рассматривает преимущественно в плане общественно-исторического процесса, разбирая вопрос о роли личности в истории. Отмечая вслед за Гегелем, что во всем конечном есть элемент случайного, Плеханов указывает на единство и взаимную противоположность необходимого и случайного. В изучаемых явлениях наука имеет поэтому дело с тем и другим. Плеханов не видит странного в том, что наука, признавая случайность, имеет возможность познать явления, предвидеть их. Он формулирует тезис: «Случайность есть нечто относительное. Она является лишь в точке пересечения необходимых процессов» (32, II, 323), бывших до возникновения исторической случайности самостоятельными в своем внутреннем развитии. «Появление европейцев в Америке, – пишет Плеханов, – было для жителей Мексики и Перу случайностью в том смысле, что не вытекало из общественного развития этих стран. Но не случайностью была страсть к мореплаванию, овладевшая западными европейцами в конце средних веков; не случайностью было то обстоятельство, что сила европейцев легко преодолела сопротивление туземцев. Не случайны были и последствия завоевания Мексики и Перу европейцами; эти последствия определились в конце концов равнодействующей двух сил: экономического положения завоеванных стран, с одной стороны, и экономического положения завоевателей – с другой. А эти силы, как и их равнодействующая, вполне могут быть предметом строгого научного исследования» (32, II, 323).
Плеханов этим примером, как и некоторыми другими, показывает относительность случайности. Но он не ограничивается указанием на эту форму случайности, проистекающей из «пересечения необходимых процессов». Под случайностью он понимает также частности, в которых находит свое выражение необходимый исторический процесс. Эти случайности отнюдь не однозначны, хотя все они входят в число причин, так или иначе оказывающих влияние на характер исторической необходимости. Некоторые из них играют незначительную роль в историческом процессе, другие – существенную, как, например, нерешительность действий Бутурлина против Фридриха II: «Назначение Бутурлина даже по отношению к общему ходу развития России могло быть случайным в определенном нами смысле этого слова, а к общему ходу развития Пруссии оно, конечно, не имело никакого отношения. А между тем не лишено вероятия то предположение, что нерешительность Бутурлина выручила Фридриха из отчаянного положения. Если бы на месте Бутурлина был Суворов, то, может быть, история Пруссии пошла бы иначе. Выходит, что судьба государств зависит иногда от случайностей, которые можно назвать случайностями второй степени» (32, II, 323). Однако и здесь последствия случайностей «были определены равнодействующей двух сил: социально-политического состояния Пруссии, с одной стороны, и социально-политического состояния влиявших на нее европейских государств – с другой. Следовательно, и здесь случайность нисколько не мешает научному изучению явлений» (32, II, 323).
Проблема необходимости и случайности исследуется Плехановым и в аспекте диалектики общего, особенного и единичного. Существует, говорит он, общая причина исторического процесса. Рядом с ней действуют особенные причины, т.е. та историческая обстановка, в которой действует общая причина. «Наконец, влияние особенных причин дополняется действием причин единичных, т.е. личных особенностей общественных деятелей и других „случайностей“, благодаря которым события получают, наконец, свою индивидуальную физиономию» (32, II, 332).
Большое внимание Плеханов уделяет диалектике базиса и надстройки. Он изучает вопрос об обратном влиянии надстройки на базис и об относительной самостоятельности надстроечных явлений. Им рассматривается диалектическое взаимодействие различных компонентов надстройки: политического строя, права, морали, общественной психологии, науки, философии, искусства.
Резкой критике подвергает он упрощенство, односторонность и схематизм Шулятикова, Рожкова, Фриче и других, которые не понимали действительной диалектики базиса и надстройки. Шулятиков, вульгаризирующий исторический материализм, говорит Плеханов, доводит вопрос «до той простоты, которая может быть характеризована эпитетом „суздальская“» (32, III, 322).
Значителен вклад Плеханова в разработку марксистской эстетики. Давая критическое обозрение метафизических эстетических концепций в статьях, посвященных искусству и эстетике («Письма без адреса», «Искусство и общественная жизнь»), он по-новому, диалектически подходит к предмету и содержанию категорий эстетики. Особенно важно раскрытие им одной из важнейших закономерностей развития искусства – диалектической связи искусства с общественной жизнью, доказательство того, что «не может быть художественного произведения, лишенного идейного содержания» (32, V, 705), и что только сплав, единство идейности и художественного мастерства дает подлинное искусство.
Одна из заслуг Плеханова состоит в анализе им диалектики в литературно-философских произведениях Белинского, Герцена, Чернышевского. Мимо этого анализа и в настоящее время не может пройти ни один серьезный исследователь творчества революционных демократов.
В области эстетики и теории литературы многое было сделано Мерингом, который одним из первых поставил вопрос о необходимости создания научной эстетики на основе применения диалектического метода.
* * *
Подводя итоги по необходимости беглого обзора, следует подчеркнуть весьма плодотворное развитие соратниками и учениками Маркса и Энгельса отдельных моментов теории диалектики и творческое применение ими диалектического метода к анализу ряда проблем исторического материализма, истории, этики, искусства и т.д. Философия марксизма, в частности марксистская диалектика, не только пропагандировалась, но и разрабатывалась довольно широким фронтом. На эту сторону вопроса обращал внимание Ленин в своих оценках взглядов Дицгена, Плеханова, Меринга и др. Конечно, не все одинаково ценно в работах последователей Маркса и Энгельса, встречаются подчас и серьезные ошибки.
Развивая дальше философское наследие основоположников марксизма, Ленин, бесспорно, использовал то, что было сделано Дицгеном, Лафаргом, Плехановым, Мерингом и Лабриолой. Он высоко оценивал выдающихся последователей Маркса и Энгельса, особенно Дицгена и Плеханова. В своих работах по проблемам диалектики он часто ссылается на них как на авторитетов в марксистской теории, рекомендует их труды. А там, где он критикует их ошибки или недостатки, он подчеркивает в целом позитивное значение произведений своих предшественников.
Вот почему при анализе работ Ленина по философии, в частности по проблемам диалектики, нельзя проходить мимо того, что было создано учениками и соратниками Маркса и Энгельса. Влияние их работ на Ленина было весьма значительно. К сожалению, вопросу о прямой преемственной связи между ними до сих пор не уделялось в достаточной мере внимания. Ленинский этап нередко рассматривается вне исторической связи с философским наследием учеников и соратников Маркса и Энгельса.
Вместе с тем нет никакого сомнения, что именно Ленину принадлежит такой колоссальный вклад в теорию марксистской диалектики, в способы и принципы ее применения к науке и революционной практике, что новый этап в развитии диалектики по праву связывается с его именем, а наука о диалектике определяется сейчас как марксистско-ленинская[44].