Современная светская художественная культура[497]

Существование в современном мире ставит перед Церковью всё новые и новые задачи, которые не существовали ещё вчера. И одна из них – необходимость осмысления феномена современной культуры на основе Предания и святоотеческого наследия. Эта задача отнюдь не является частной, поскольку современная культура – это не закрытая эзотерическая часть современной цивилизации, а её остриё, мотор и одновременно топливо. Надо отметить, что такие понятия, как «культура», «искусство», «творчество», претерпели значительную смысловую трансформацию в начале прошлого столетия. Если в прежние эпохи, которые в соответствии с классификацией, предложенной протоиереем Борисом Михайловым[498], можно последовательно охарактеризовать как сотериологическую и эвдемоническую – художественное творчество было сначала служением Богу, а затем и человеку, – то в современную эпоху, которую уже можно именовать демонической, творчество превратилось в свою противоположность. Это уже как правило служение тёмным духам, высвобождение которых кощунственно называется творческим актом. Такая «свобода», являющаяся на самом деле рабским служением тёмным стихиям подсознания, и является основным фетишем современной культуры – начиная от авангарда и заканчивая современной культурой XXI века. Кроме того, современная культура агрессивна, она существует в форме экспансии на сопредельные пространства, в первую очередь традиционные. И поскольку основной вектор современной культуры, берущий своё начало от авангарда начала прошлого века, антихристианский, то мы всё чаще и чаще становимся свидетелями такой агрессивной экспансии на сакральную территорию Церкви, которая происходит по двум основным направлениям.

Первое направление связано с так называемым актуальным искусством, являющимся частью глобального “contemporary art”, которое осуществляет такую экспансию в форме открытых и публичных провокаций с привлечением прессы и своей интернациональной инфраструктуры. На самом деле современная культура не имеет ничего общего с культурой предыдущей эпохи, которая берёт своё начало от Ренессанса и завершается началом XX века. Если та культура была антропоцентрична именно в плотском смысле, в центре её стоял человек, обладающий телесной гармонией, то современная культура уже демонична, её основой стал человек бунтующий, человек выбравший культ абсолютной свободы от Бога и Его заповедей.

Здесь уместно будет упомянуть об известной идее отца Павла Флоренского, высказанной им в книге «Философия культа»[499]. Она говорит о происхождении культуры от культа, ее прямых религиозных корнях. Постепенно отделяясь от культа, культура приобретала своё автономное существование.

Такое отделение произошло, например в эпоху Ренессанса, когда христоцентричная церковная культура раннего Средневековья стала антропоцентричной. Однако она всё же ещё сохраняла связи со своими истоками в культе и была христианской, пусть даже порой по своей формально-художественной сути. Однако уже в XIX веке с победой идей просвещения культура окончательно отделилась от своего религиозного истока и стала светской. Тогда и возникла идея культуры, которая сама в себе содержит и целеполагание, и способы верификации.

В начале XX века произошла уже тотальная трансформация светской культуры, этот период можно даже назвать временем смерти культуры или временем рубежа культур. То, что возникло на месте прежней культуры, действительно было некоторым возвращением назад, попыткой возобновить ушедшее под временной спуд гностическое тайное знание, но уже на новом витке развития цивилизации.

Сегодня авангард и модернизм сменился постмодернизмом, культура окончательно стала частью цивилизации. Возник феномен под названием «массовая культура». Она превратилась в гигантскую индустрию, в которой задействованы целые пласты постиндустриальной цивилизации.

Так называемая современная культура и современное, или актуальное, искусство – это лаборатория массовой культуры. Здесь разрабатываются механизмы, алгоритмы и образы, которые станут определяющими смыслами в ближайшем будущем. И здесь необходимо сказать о концепции постхристианской цивилизации, которая возникла недавно и уже прочно вошла в лексикон не только политиков и культурологов, но и в бытовой язык. Эта концепция окончательно закрепляет общую энтропию смыслов, которая характерна для всей современной философской мысли. По словам французского философа-деконструктивиста Ж. Деррида, она должна «стать началом конструирования некоторого нового мира, мира, где не существует верховного суверенитета разума, мира, который строится на принципиально иных способах смыслоозначения, мира, в котором письменность наконец занимает подобающее ей место (точнее, с этого места, которое ей всегда принадлежало, письменность уже больше не вытесняется целенаправленными усилиями Разума / Логоса)»[500].

Второе направление экспансии современной культуры, которое можно признать даже более опасным, чем первое, связано с незаметным подтачиванием Церковного Предания изнутри путем внедрения в него модернистских идей переосмысления устаревших правил и канонов. Частью такого движения является распространенная концепция о внутренней онтологической связи авангарда и иконы и даже своеобразном религиозном ренессансе, который явил собой авангард по отношению к традиционной иконе. Такие идеи очень популярны, в том числе и в среде церковной интеллигенции, а идея о религиозном происхождении модернизма и авангарда – распространенная культурологическая и искусствоведческая концепция. Причём её сторонниками являются подчас не только светские искусствоведы, но и церковные иконоведы, например такой уважаемый специалист по древнерусскому церковному искусству, как Виктор Степанович Бычков.

Возникла эта, уже вполне устоявшаяся, концепция не на пустом месте. Её истоки лежат в философии Серебряного века с её склонностью к теософии и оккультизму и в общих апостасийных процессах, которые уже проявились в церковной жизни начала XX века. Поиски неопределённой духовности, идеи о спасении через художественное творчество взамен спасения через аскетику были крайне популярны в среде интеллигенции того времени. Это приводило к активному проникновению в церковное искусство искусства светского, которое не просто не соответствовало литургической жизни Церкви, но порой носило и явный демонический характер.

Здесь можно вспомнить и В. М. Васнецова, и М. А. Врубеля, и многих других художников, более или менее активно экспериментирующих в жанре иконописания. Именно тогда икона из церковного служения нередко превращалась в один из живописных жанров. На этом фоне так называемое открытие русской иконы превратилось в искусствоведческое открытие. Расцерковлённая художественная богема не могла уже увидеть в древнерусской иконе предельное явление инобытия. Икона стала для них прекрасной древней картиной, полной неясных символов. Именно это отношение к иконе и унаследовало советское искусствознание.

И такое «неразличение духов» породило в результате окончательную культурную катастрофу авангарда, которая сопровождалась и общественной катастрофой, приведшей к гибели исторической России и крушению русской культуры.

В связи с этим хотелось бы вспомнить пророческую повесть Н. В. Гоголя «Портрет». В ней рассказывается, как иконописец решил написать портрет ростовщика, который символизирует тёмную силу. Написав этот портрет, иконописец с ужасом понимает, что он полностью уничтожил в нём способность свидетельствовать об ангельском мире в иконе. Он хочет сжечь этот портрет, но его забирает себе приятель. Каждого владельца портрета преследуют несчастья. В конце концов это изображение оказывается в красном углу, заслоняя собой иконы.

Таким образом, Н. В. Гоголь гениально прозрел страшную метаморфозу, происшедшую с культурой несколько десятилетий спустя, когда мир искусства явил миру антииконы. Это были именно «окна» в преисподнюю, через которые в мир хлынули чёрные и мрачные духи. Недаром о. Сергий Булгаков говорил о «чёрной благодати»[501], которая изливается из картин П. Пикассо.

И прямым прообразом и символом метафизичности антиикон авангарда стала выставка «0,10» где К. Малевич соорудил свой «иконостас» из супрематических полотен (рис. 1). Он достаточно откровенно исповедовал свою новую иконичность, например таким высказыванием: «икона по сути есть малокультурное варварство…»[502].

Таким образом, можно перефразировать известное высказывание о. Павла Флоренского: «Есть “Троица” Рублёва, следовательно, есть Бог» – «Есть “Чёрный квадрат” Малевича, следовательно, есть чёрт».