547

547

Примечание к №509

«Умер Загорье … Эти слова звучат чуждо, невозможно осознать их смысл».

«Ушёл еще один… Не стало Матьяша … Стойкий, сильный, светлый … У гроба – знамёна … Гроб утопает в цветах … День и ночь у гроба почётный караул…»

Это из бунинского дневника. Иван Алексеевич выписал из некрологов и статей о гибели одесского чекиста. Чекиста хоронили под лозунгом: «за смерть одного революционера тысяча смертей буржуев!» Матьяш же застрелился с перепоя. Бунин зорко подметил кощунственность революции, кощунственность не вообще (это само собой), а буквально, на уровне осквернения могил. В вывороченном мире похороны превращались в фарс.

«По Дерибасовской (постоянно) движется огромная толпа, сопровождающая для развлечения гроб какого-нибудь жулика, выдаваемого непременно за „павшего борца“ (лежит в красном гробу, а впереди оркестры и сотни красных и чёрных знамён)».

«В „Одесском Набате“ просьба к знающим – сообщить об участи пропавших товарищей: Вали Злого, Миши Мрачного, Фурманчика н Муравчика… Потом некролог какого-то Яшеньки: „И ты погиб, умер, прекрасный Яшенька… как пышный цветок, только что пустивший свои лепестки… как зимний луч солнца… возмущавшийся малейшей несправедливостью, восставший против угнетения, насилия, стал жертвой дикой орды, разрушающей всё, что есть ценного в человечестве… Спи спокойно, Яшенька, мы отомстим за тебя!“ Какой орды? За что и кому мстить? Там же сказано, что Яшенька – жертва „всемирного бича, венеризма“».

Шутовские похороны и некрологи это символ «русской революции», всего «русского освободительного движения». Потому что серьёзно ответить на вопрос: почему? зачем? – невозможно. Суть революции это бледные прыщавые гимназисты, жалобно сидящие на деревьях, это торжественно-зверские лица мириад студентов и курсисток, дисциплинированно, под музыку вышагивающих за гробом «зверски убитого» Баумана. Это красный флаг, который в марте 1917 воткнули в памятник Пушкина в Москве. Это русская дикость и бескультурье, не поспевающие за бешеным ритмом начатых Петром преобразований и нашедшие себе удобный шутовской костюм отечественного «либерализма» и «демократизма». В России существовал лишь псевдолиберализм, внешняя оболочка, заимствованная с Запада и прикрывающая собственную косность, инерцию, злобу, неспособность к перестройке сознания и органическому включению в революционный вихрь, который сотрясал Россию более двух веков. Если бы в стране был действительно ЛИБЕРАЛИЗМ, то он бы стоял на разумно консервативных позициях. Общественное мнение тогда всячески бы тормозило часто непродуманные и легкомысленные реформы центральной власти, вроде 1861 года. И уж конечно, у русских либералов не выработалась бы привычка к грубым подтасовкам и вполне сознательному обману, пропитавшему своим ядом всю либеральную прессу, всю либеральную науку и даже философию.

Вот победа, апофеоз русской демократии, русского либерализма: статья в «Русском Слове» от 14 марта 1917 года:

"Вчера в Большом театре занавес поднялся под звуки «Марсельезы». На сцене живая картина – «Освобождённая Россия»: женщина с разорванными кандалами в руках, у её ног лейтенант Шмидт, вокруг – Пушкин, Лермонтов, Грибоедов (562), Гоголь, Некрасов, Достоевский, Толстой, Чернышевский, Писарев, Добролюбов, Бакунин, Петрашевский, Шевченко, Софья Перовская, декабристы, дальше студенты, крестьяне, солдаты, матросы, рабочие. Оркестр исполнил гимн А.Т.Гречанинова на слова К.Бальмонта «Да здравствует Россия, свободная страна!»" Россия превратилась в страну дураков. Песенка её была уже спета тогда, в феврале-марте. В стране победила глубокая интеллектуальная и духовная реакция, к власти пришли люди тёмные, озлобленные (568). Все эти опереточные приват-доценты, привыкшие отстаивать своё мнение стуча кулаком по столу, затыкая рот оппонентам. Розанов схватился за голову, когда председатель I Государственной Думы «позорно срезался на государственном экзамене», заявив, что «Государственная Дума не может ошибаться». И все они были уверены, приучены всей своей жизнью, что ошибаться не могут. Но дело пришлось иметь с реальностью. А реальности липовый диплом не подсунешь. Ответственнейшую работу по либерализации России взяли люди не компетентные, не либеральные, не способные к критике и самокритике, живущие по принципам русской «партии». По сути партия кадетов ничем не отличалась от партии эсдеков. Та же партийная иерархия, та же неспособность к свободному и честному мышлению. В конце концов победил тот, чьи декларации соответствовали устройству собственного сознания.

Причина революции во многом в её беспричинности, нелепости. Никчёмности. Бунин, настоящий художник, то есть прежде всего человек внутренне свободный, это почувствовал очень хорошо:

"Впрочем, многое и от глупости. (585) Толстой говорил, что 9/10 дурных человеческих поступков объясняется исключительно глупостью.

– В моей молодости, – рассказывал он, – был у нас приятель, бедный человек, вдруг купивший однажды на последние гроши заводную металлическую канарейку. Мы голову сломали, ища объяснение этому нелепому поступку, пока не вспомнили, что приятель наш просто ужасно глуп."

Чем глупее человек, тем целесообразнее его поведение. Только цель лежит не впереди его, а за ним. Она выше глупца и извне строго детерминирует его поведение. Фарсовые похороны, ставшие центральным обрядом новейшей псевдохристианской ереси, прекрасно отражают и её внутреннюю суть, и характер её отношений с историей.

Снова Бунин. Запись весной 1917 г.:

«Я видел Марсово поле, на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции, комедию похорон будто бы павших за свободу героев. Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мёртвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заключены в гроба почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых! Комедию проделали с полным легкомыслием и, оскорбив скромный прах никому не ведомых покойников высокопарным красноречием, из края в край изрыли и истоптали великолепную площадь, обезобразили её буграми, натыкали на ней высоких голых шестов в длиннейших и узких чёрных тряпках и зачем-то огородили её досчатыми заборами, на скорую руку сколоченными и мерзкими не менее шестов своей дикарской простотой».

Вот она, культурка-то. «Русская мысль». А с другой стороны: да можно ли выдумать более символичное действо? Да тут вся редакция «Русской мысли» сама себя похоронила (603).