895

Примечание к №625

Какие могут быть «традиции» у крайнего субъективизма? Только традиция метемпсихоза.

Розанов писал о своём творчестве:

«Тут, в конце концов, та тайна (граничащая с безумием), что я сам с собою говорю: настолько постоянно и внимательно и СТРАСТНО, что вообще кроме этого ничего не слышу».

И там же:

«Больше этого вообще не может никто, если не появится ТАКОЙ ЖЕ. Но я думаю, не появится, потому что люди вообще индивидуальны (единичны в лице и „почерках“)».

Разве традиция метемпсихоза это настоящая традиция, за которую можно спрятаться (я что, я ничего, моё дело маленькое; есть традиция, и мы никому не позволим…)? А тут что? Вот появится какой-нибудь Одноглазов (897)и скажет:

– Ну да, это всё правильно про Розанова. Но только одна маленькая поправочка, штришок-с. Розанов это не ты, а я.

И всё. Знание – сила. Любовь – слабость, беззащитность. Постыдное бессилие ревности.

Я написал гениальную книгу. Но с одним «но». Нужно априорное интуитивное принятие этого. Если сразу поверить, то мысль читающего полетит. Если нет, если читатель меня не любит – я графоман. Очень честная книга. Я откровенен. Ломка в том, что сам текст совершенно «беспол». Всё зависит от интуитивного решения, от акта веры. И оба решения одинаково правильны. Мощный усилитель. Огромная аэродинамическая труба. Вы зашептали о любви, и весь мир осветился возвышенной, прекрасной музыкой. Вы ухмыльнулись, и весь мир захохотал, смёл смехом посмевшего… И в том и в другом случае определение летит по тоннелю, ни разу не задевая за стенки. Всё быстрей и быстрей. На каждой странице написано: Одиноков —?, или Одиноков – 0. Всё громче и громче…

А для меня эта книга ласковая. Слова мягко гаснут, исчезают.