Разум и противоречия

Кант утверждает, что разум производит следующие пары пропозиций, которые он определяет в терминах тезиса и антитезиса. В результате получаются четыре пары антиномий, состоящих из доказательства пропозиции и ее отрицания. Предполагается, что здесь традиционная метафизика (иногда называемая трансцендентальным реализмом) неизбежно приводит к противоположным заключениям. Отрицая трансцендентальный реализм, Кант стремится обосновать трансцендентальный идеализм.

(1) Тезис: Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве.

Антитезис: Мир не имеет начала во времени и границ в пространстве; он бесконечен и во времени, и в пространстве.

(2) Тезис: Всякая сложная субстанция в мире состоит из простых частей, и вообще существует только простое или то, что сложено из простого.

Антитезис: Ни одна сложная вещь в мире не состоит из простых частей, и вообще в мире нет ничего простого.

(3) Тезис: Причинность по законам природы есть не единственная причинность, из которой можно вывести все явления в мире. Для объяснения явлений необходимо еще допустить свободную причинность.

Антитезис: Нет никакой свободы, все совершается в мире только по законам природы. [538]

(4) Тезис: К миру принадлежит или как часть его, или как причина безусловно необходимая сущность.

Антитезис: Нигде нет никакой абсолютно необходимой сущности – ни в мире, ни вне мира – как его причины[539].

Каждая из антиномий имеет определенное отношение к философскому осмыслению религиозной веры. Первая, третья и четвертая антиномии связаны с теизмом. Первая касается теистических притязаний на creatio ex nihilo. Одни теисты считают, что мир имеет начало, тогда как другие теисты и натуралисты опровергают это. Третья антиномия связана со спором о свободной воле, который, безусловно, стал важным фактором в дискуссиях о проблеме зла, совместимости свободы и божественного предведения, а также о промысле Божием. Четвертая касается онтологического аргумента и затрагивает вопрос о том, был ли мир сотворен. Вторая не имеет непосредственного отношения к теизму, хотя она, несомненно, повлияла на две философские концепции Бога, описанные выше (концепции Конвей и Лейбница, рассмотренные во второй и третьей главах соответственно).

Кант использует антиномии, чтобы выразить свое понимание проблемы традиционной метафизики, нацеленной на описание и объяснение вещей в себе. Так, в случае первой антиномии Кант полагает, что мир в себе как целое не является ни конечным, ни бесконечным. Нам доступен только феноменальный мир, оформленный нашим собственным познанием, но не мир в себе. Итак, в отношении первой антиномии Кант утверждает, что отвергнуть нужно как тезис, так и антитезис. Нашим познавательным способностям мир в себе не доступен – им доступны только сами формы познания. Кант отводит антиномиям почетное место движущей силы его критики традиционной метафизики. «Не исследование бытия Божьего, бессмертия etc. было моей отправной точкой, но антиномии чист[ого] раз[ума]. “Мир имеет начало – он не имеет конца” etc. – до четвертой: “Человеку присуща свобода – у него нет никакой свободы, а все в нем природная необходимость”. Вот что, прежде всего, пробудило меня от догматического сна и побудило приступить к критике разума как такового, дабы устранить скандал мнимого противоречия разума с самим собой»[540].

Кантовские антиномии отражают более распространенные опасения по поводу самой философии. Является ли в конечном счете философия источником несовместимых, но в равной степени правдоподобных убеждений? Антиномии Канта не так-то легко сбросить со счетов: одни современные философы стали бы отстаивать каждый из тезисов, тогда как другие не менее ревностно защищали бы антитезисы. Здесь доступно несколько опций. Можно вступить в спор и просто настаивать на превосходстве одного тезиса над другим, как некоторые и делают. Возьмем, например, философию Кедворта: сторонник «несовместимого либертарианства» (недетерминистического понимания свободы воли) может ввести понятие субъективной причинности (agent causation), чтобы защитить тезис о том, что люди не полностью предопределены[541]. Кант, между прочим, действительно утверждает, что мы свободны и не полностью предопределены, хотя и обнаруживает эту свободу на трансцендентном, ноуменальном уровне.

В наше время аргументация в пользу какого-либо из этих тезисов или антитезисов довольно редко претендует на статус доказательства. Например, такой философ, как Уильям Крэйг, который признает первый тезис (он считает, что мир имеет начало), отвергая антитезис, предоставляет аргументы в пользу своей точки зрения, но без аподиктической достоверности. Итак, неопровержимо достоверные аргументы в пользу тезиса или антитезиса редко в открытую встречаются в метафизике.

Использование антиномий не ограничивается эпохой Канта. Два современных примера – Энтони Кенни и Пол Дрейпер. Кенни предлагает достаточное, на его взгляд, доказательство в пользу теизма (аргумент от замысла) и одинаково обоснованное его опровержение (исходящее из проблемы допущения нематериальной силы). Дрейпер также защищает теизм с помощью аргумента от замысла, а атеизм – опираясь на проблему зла[542].

В такой ситуации есть несколько возможностей. Можно воздерживаться от суждений и быть агностиком[543]. Или же можно найти другие основания для выбора того или иного тезиса, в лучших традициях Паскаля. Все кантовские антиномии носят высоко теоретический, а не морально необходимый характер, но привлечение более конкретных примеров позволит прояснить роль пари Паскаля. Представьте, что вы находитесь в тисках противоречий: у вас есть веские моральные причины выступать за смертную казнь (что и делал Кант) и одинаково веские причины быть против нее. В такой ситуации последним доводом, заставляющим Вас выступить против смертной казни, все же может стать практическое соображение – например, бремя доказательств всегда должно лежать на каждом обвинении в убийстве из-за опасности убить невиновного[544]. Также могут быть и другие факторы, способные привести как к тезису, так и к антитезису (см. наши комментарии по поводу Уильяма Джеймса в конце шестой главы).

Что если Кант прав и антиномии доказывают, что мы не можем заниматься метафизикой мира как он есть (Свободны ли мы? Есть ли у мира начало?), а должны ограничиться анализом нашего собственного познания и представлений? Возникает опасение, что кантианец находится под действием тех же факторов, что и традиционный метафизик. Другими словами, если Кант прав в том, что размышления о самом мире приводят к противоречащим выводам, не возникает ли то же самое противоречие и в мире представлений? Если некоторое положение дел заключает в себе противоречие (например, существуют только простые части, и в мире нет ничего простого), такое противоречие столь же проблематично в мире представлений или познания, как и положение дел в мире как он есть. Рассмотрим следующий пример: может ли существовать квадратный круг? Нет. Для этого понадобилось бы наличие предмета с четырьмя прямыми углами и одновременно не имеющего углов. Можно ли вообразить или представить квадратный круг? И хотя мы вполне можем верить в противоречивое положение дел, когда речь идет либо о слишком абстрактных вопросах, либо о сложных моральных проблемах (возможно, мне часто кажется, что мой брат – уголовный преступник, но также я часто думаю, что он ни в чем не виновен), гораздо труднее предположить, что можно сознательно одновременно принимать противоречащие пропозиции. Можете ли Вы верить в то, что нечто является квадратным и в то же самое время круглым? Пожалуй, это столь же проблематично, как и утверждать, что «в мире» действительно существует квадратный круг. Следовательно, кантовский альтернативный взгляд на познание и представления может страдать от тех же самых проблем, которые Кант ставит перед традиционным философом-метафизиком[545].