Космополитизм и религия

Главная цель Канта в большей части его знаменитых поздних трудов – всеобщее понимание истории и политической власти. В «Идее всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» (1784) и в работе «К вечному миру. Философский проект» (1795) Кант пытался выявить рациональные, очевидные принципы, которые препятствовали бы войнам между народами. Считается, что работы Канта не оказали большого политического влияния. Вот, например, оценка Карла Маркса:

В то время как французская буржуазия посредством колоссальнейшей из известных в истории революций достигла господства и завоевала европейский континент, в то время как политически уже эмансипированная английская буржуазия революционизировала промышленность и подчинила себе Индию политически, а весь остальной мир коммерчески, – в это время бессильные немецкие бюргеры дошли только до «доброй воли»… Эта добрая воля Канта вполне соответствует бессилию, придавленности и убожеству немецких бюргеров, мелочные интересы которых никогда не были способны развиться до общих, национальных интересов класса и которые поэтому постоянно эксплуатировались буржуазией всех остальных наций[557].

Безусловно, Маркс совершенно не прав в отношении Канта. Кантовское понятие федерации народов повлияло на двадцать восьмого президента Соединенных Штатов, Вудро Вильсона, выступившего в поддержку Лиги Наций на Парижской мирной конференции после окончания Первой мировой войны. Глобальный федерализм Канта и его интернациональный республиканизм можно считать одним (из множества) источников вдохновения, стоявших за последующим созданием Организации Объединенных Наций[558].

Кантовская аргументация в пользу вечного мира содержит резкую критику военных действий и национального суверенитета и запрет на экономическую эксплуатацию и принуждение. Таким образом, политическая философия и моральная вера Канта привели его к признанию за философией важной общественной роли:

Нельзя ожидать, чтобы короли философствовали или философы стали королями. Да этого и не следует желать, так как обладание властью неизбежно извращает свободное суждение разума.

Но короли или самодержавные (самоуправляющиеся по законам равенства) народы не должны допустить, чтобы исчез или умолк класс философов, они должны дать им возможность выступать публично. Это необходимо и тем и другим для внесения ясности в их деятельность. И поскольку класс этот по своей природе не способен создавать сборища и клубы, нет и оснований упрекать его в пропаганде[559].

Но играет ли религия роль в этой борьбе за справедливость? Я полагаю, что Кант видел в религии, если речь идет о рациональной религии, главную движущую силу в установлении международной справедливости. Чистая рациональная религиозная вера заключается в первую очередь в нравственной добродетельной жизни согласно заповедям Божьим. Поскольку Кант разделял историческую веру и чистую рациональную религию, нельзя считать, будто бы он утверждал, что историческое христианство имеет важное значение для его всеобщего, республиканского федерализма. Более того, по-видимому, кантовская новая интерпретация истин откровения не позволяет навязывать религию людям и отклоняет политические претензии на землю и власть, ссылающиеся на божественное провидение. Но если говорить с точки зрения его моральной веры, то Кант утверждает, что зрелая нравственная мотивация предполагает желание согласовать добродетель и счастье, а также усилия, направленные на достижение этого согласия, что, вероятно, подразумевает теистический контекст или, возможно, кармическую систему справедливости[560].

На мой взгляд, из веры Канта во всемирное согласие народов следует, что он считал саму природу предуготовленной или устроенной для этой цели:

Не кто иной, как великая художница природа дает нам это поручительство (гарантию), обнаруживая очевидную целесообразность в механическом процессе и осуществляя согласие людей с помощью разногласия даже против их воли. Действуя как принуждающая причина, законы которой нам неизвестны, она называется судьбой, а с учетом целесообразности мировых событий, выступая как глубоко скрытая мудрость высшей причины, направленной на объективную конечную цель человеческого рода и предопределяющей ее достижение, она называется провидением. Чтобы составить себе понятие о возможности провидения по аналогии с мастерством человека, мы, собственно говоря, не можем и не должны ни познавать мастерство природы, ни строить по этому поводу умозаключений, а лишь примысливать его…[561]

Такие же выражения, указывающие на существование замысла, содержатся и в кантовской «Критике способности суждения». После размышлений о месте человечества в природе Кант пишет: «.Она доказывает только, что в соответствии со свойствами наших познавательных способностей, следовательно, при сочетании опыта с высшими принципами разума, мы можем прийти к понятию о возможности такого мира, только мысля его преднамеренно действующую высшую причину»[562]. Вероятно, Кант держал эти наблюдения строго при себе, чтобы они не возвестили возвращение к традиционной метафизике. Тем не менее он одобрял телеологическое понимание природы и истории[563].

Кантовская этика уважения сыграла роль в религиозной этике. В следующей главе мы обратим внимание на утилитаристов (как религиозных, так и секулярных), часть из которых вообще не была в восторге от концепции прав человека (Бентам называл права человека чепухой на ходулях). Кант ценил людей самих по себе, вменяя нам в обязанность считаться с неутилитарной этикой: «…Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству»[564]. Кантовская этика основывается на уважении к разумным индивидуумам самим по себе, препятствуя, таким образом, этике, основанной в первую очередь на сравнении большей и меньшей полезности. Основные мировые религии по-разному пытались обращать внимание на человеческое достоинство и уважать его[565]. Наследие Канта отчасти представляет собой попытку удержать религию в рамках фундаментальных прав человека[566]. (Проблема религии в либеральном обществе рассматривается нами в девятой главе).

Эта глава начиналась с комментариев по поводу дружбы между Кантом и Мендельсоном. Может показаться, что Кант изображает дружбу в своих «Лекциях по этике» довольно холодно: он советует соблюдать осторожность в близких отношениях, почтительную дистанцию, чтобы избежать опрометчивых взаимных упреков и т. д. Но также здесь есть и то, что вызывает глубокую симпатию: похвала чистосердечной любви, взаимная увлеченность друг другом, общие мысли и чувства. В политической философии Канта тоже можно увидеть очень трогательный идеал межнациональной дружбы людей. Роль религии заключается в осознанной, беззаветной и разумной практике уважения других людей. Кантовское представление о философе – это не средневековое представление, согласно которому философ – друг Бога, что подразумевает душу, ищущую опыта единения с Божеством. Роль философа, однако, заключается в том, чтобы использовать разум во имя мира и в конечном счете способствовать дружбе среди людей[567].