Божественные атрибуты

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В настоящее время существует множество выполненных на высоком уровне работ, посвященных когерентности и ценности таких божественных атрибутов, как всемогущество, всеведение, благость, вездесущие, вечность, необходимость, бестелесность, самобытность (aseity), бестелесность, простота, свобода, бесстрастие и способность к страданию. Иногда внимание сосредотачивается на анализе одного атрибута. Я кратко опишу две оживленных дискуссии, а затем попытаюсь пролить свет на то, что можно назвать гибкостью теизма. Инструментами ведения дискуссий выступают мысленные эксперименты (воображаемые ситуации), независимые философские аргументы (так, анализ божественного знания опирается на эпистемологию), а также Священное Писание и практики теистической традиции.

Давайте кратко рассмотрим современные работы по всемогуществу, поскольку именно этот атрибут Кедворт подчеркнул в своем обращении к Палате общин, с которого данная книга начиналась. Значительное внимание в прошлом и начиная с 1970 г. уделяется пределам всемогущества. Существует парадокс камня: если Бог всемогущ, то Бог может выполнить любое действие. Если Бог может выполнить любое действие, то Он может сделать такой тяжелый камень, что никто не сможет его поднять. Но если бы камень был настолько тяжелым, что никто не смог бы его поднять, то и Бог не смог бы его поднять. Поэтому Бог не всемогущ, поскольку либо Бог не может сделать камень настолько тяжелым, что никто не сможет его поднять, либо Бог может сделать такой камень, но тогда это приведет к действию, которое Бог не сможет выполнить. На мой взгляд, сложился почти единодушный консенсус в отношении того, что такую головоломку можно решить, уточнив, что всемогущество не предполагает способности вызывать логически и метафизически невозможные состояния дел. По-видимому, следующее состояние дел содержит в себе логическое противоречие: существует настолько тяжелый камень, что существо, которое может поднять любой камень, не может поднять его. Это состояние дел подобно существованию квадратного круга в двумерном пространстве, что очевидно невозможно[1001]. Снятие парадокса камня позволяет избежать бесконечного множества подобных парадоксов, например: может ли Бог сделать столько каши, что даже Бог не сможет ее съесть?

Однако острота вопросов нарастает, когда парадокс направлен против совместимости всемогущества и свободы. Утверждалось, что всемогущество несовместимо с наличием свободных существ. Дж. Л. Макки предположил, что всемогущее существо не может создать существа, которые оно не может контролировать. Если бы Бог создал такие свободные, самостоятельные существа, то Он перестал бы быть всемогущим[1002]. Высказывались по крайней мере три возражения. Во-первых, отмечалось, что такое положение дел, когда Бог непосредственно контролирует существо, которое не подвластно непосредственному контролю Бога, метафизически невозможно и, следовательно, не имеет отношения к всемогуществу (как и пресловутая проблема с квадратным кругом). Во-вторых, высказывалось предположение, что творение свободных существ подразумевало бы не потерю всемогущества, а реализацию всемогущества. Третий вариант понимает всемогущество как несущественное или случайное свойство Бога. Если Бог всемогущ, то Бог может вообще или временно отказаться от этого атрибута. Само существование свободных существ зависело бы, в том числе, от того, что Бог творит эти существа и поддерживает их существование вместе с их способностью к свободному волеизъявлению. Такое самоограничение было бы отнюдь не преуменьшением божественного могущества, а его реализацией.

Еще более острой является дискуссия о соотношении могущества и благости. Если Бог всемогущ, может ли Бог сделать зло ради него самого? Утверждалось, что если Бог свободно и по-настоящему способен совершать благие деяния, то Он должен обладать способностью совершать злые деяния[1003]. Более того, если Бог не может творить зло, то не получается ли, что существует более могущественное существо, а именно то, которое делает добро, но может делать и зло? У христиан, верующих в то, что Иисус – это Бог и человек, были основания считать, что Бог может сделать зло, поскольку, согласно традиции, Иисус подвергался искушению сделать зло. Судя по всему, настоящее искушение предполагает, что человек может ему поддаться.

На мой взгляд, наиболее вескими ответами, озвученными сторонниками сущностной благости Бога, стали те, в которых высказывалось сомнение в том, что способность совершать злые деяния связана с подлинным божественным могуществом. Возможно, наша способность делать добро или зло специфична для человеческой свободы, но Бог обладает более высокой степенью сущностной благости. Определенные аргументы в пользу представления о том, что злодеяние является несовершенным или ущербным могуществом – это неспособность быть совершенным или божественным, можно найти у Ансельма, Аквината и ряда других мыслителей. Некоторые философы утверждают, что в основе религиозного благоговения перед величием Бога лежит поклонение Богу как благому по своей сущности существу, а не чистому могуществу. С их точки зрения, «всемогущество» нужно понимать как максимальную власть совершенного или по сущности благого существа – существа, обладающего другими божественными атрибутами, такими как всеведение и т. д.[1004]

Этот переход к божественной или в сущности благой власти находит отклик у некоторых феминисток (как уже указывалось в седьмой главе), сетующих по поводу философии безгранично властвующего Бога.

В качестве ответа на предшествующие доводы в пользу способности Бога творить зло, было высказано мнение, что Бог достоин восхваления, поскольку благая божественная природа вызывает восторг и трепет, а не только облегчение от того, что Бог не проявляет способность делать зло ради него самого. Что касается искушения Христа, пожалуй, вас можно искушать сделать что-то, если вы считаете, что можете это сделать, даже если на самом деле (как оказывается) вы этого не можете[1005].

Вера в сущностную благость Бога сыграла определенную роль в философской интерпретации деятельности и характера Бога, описанных в Библии[1006]. Библия изображает Бога ревнивым, повелевающим истребить хананеев, запрещающим гомосексуализм и так далее, что некоторые (но далеко не все) современные христиане считают проблематичным. Те, кто верит в непогрешимость и безошибочность Библии, пытаются либо дать этому портрету новое истолкование (например, запрет на гомосексуализм был направлен против практики храмовой проституции, а не против однополого союза любящих и верных друг другу людей), либо подчинить свои моральные убеждения библейскому авторитету, приходя к выводу (например), что божественное приказание истребить хананеев совместимо с благостью Бога. У тех, кто верит, что Библия является боговдохновенной и откровенной, но не непогрешимой и безошибочной, есть больше возможностей считать «проблемные учения» скорее результатом человеческой интерпретации, чем истинными, богооткровенными заповедями[1007]. Иногда явно антропоморфный библейский язык – например, когда говорится, что Бог ревнив или гневен – может смягчаться верой в божественную сущностную благость[1008].

В этих работах по всемогуществу можно встретить скорее разнообразие позиций, которые можно было бы оспаривать или развивать, чем какой-то единичный анализ, который мы должны были бы принять или отвергнуть. Широта или гибкость теизма еще более заметна в текстах, посвященных всеведению.

Прежде всего, всеведение может не показаться похожим на ящик Пандоры божественных атрибутов. Заключения, подобные следующему, кажутся весьма простыми: существо является всеведущим, если оно знает все истинные пропозиции. Можно дополнить его, добавив, что всеведущее существо будет знать о том, что все истинные пропозиции являются истинными, и о том, что все ложные пропозиции являются ложными. Трудности, напоминающие парадокс камня, возникают тогда, когда дело доходит до более тонкого анализа пропозиций. Если мне больно, я знаю, что пропозиция «мне больно» истинна, но в данном случае Бог знает об истинности не этой пропозиции, а пропозиции «Талиаферро больно». Пожалуй, эту головоломку можно отбросить на том основании, что мы с Богом знаем, что существует состояние дел «Талиаферро больно»; ведь для обозначения одного и того же состояния дел могут использоваться разные пропозиции. Таким образом под всеведением можно понимать то, что Бог знает все состояния дел, которые существуют – или, для полноты картины, всеведущее существо знает все состояния дел, которые существовали, существуют и будут существовать[1009]. Однако, как только о всеведении начинают говорить с точки зрения прошлого и будущего, возникают более серьезные проблемы.

Может ли Бог как всеведущее существо знать (по крайней мере наше) будущее?[1010]

Если Бог сейчас знает, что вы будете делать завтра (например, вы по собственной воле будете вставать с кровати), можете ли вы сделать иначе? Всеведение Бога традиционно считается абсолютно достоверным – Богу не нужно угадывать будущее или иметь дело со всего лишь вероятными исходами. В таком случае предведение будущего, по-видимому, влечет за собой или предполагает, что будущее зафиксировано или (в какой-то степени) уже предопределено. Линда Загзебски формализовала проблему предведения и свободы следующим образом:

1. Вчера Бог безошибочно считал, что «Б». (Допущение о безошибочном предведении).

2. Сейчас необходимо, что Бог вчера считал, что «Б». (Принцип необходимости прошлого).

3. Необходимо, что если Бог вчера считал, что «Б», то «Б». (Определение безошибочности).

4. Следовательно, теперь необходимо, что «Б». (2–3, перенос принципа необходимости).

5. Если сейчас необходимо, что «Б», то вы не можете завтра не встать с кровати ровно через семь минут после пробуждения. (Определение необходимого).

6. Следовательно, вы не можете завтра не встать с кровати ровно через семь минут после пробуждения. (4–5, modus ponens).

7. Если вы не можете не выполнить некое действие, то ваше действие не является свободным. (Принцип альтернативных возможностей).

8. Следовательно, когда завтра вы встанете с кровати, это действие не будет свободным. (6–7, modus ponens)[1011].

Как и в случае с атрибутом всемогущества, в нашем распоряжении есть несколько доступных опций. Вот пять возможных вариантов.

Можно отрицать, что всеведение предполагает знание будущего свободного действия. Вполне вероятно, что будущее не существует (в настоящий момент) и, таким образом, ваш завтрашний добровольный подъем с кровати через семь минут после пробуждения не является обстоятельством или фактом, превращающим релевантную пропозицию о вашем подъеме с кровати в истинную или ложную. Отрицание того, что будущее предопределено (и, следовательно, не подчиняется одним и тем же условиям, что и прошлое) восходит своими корнями к Аристотелю. До тех пор пока всеведение Бога предполагает знание того, что метафизически можно знать, всеведение Бога не распространяется на будущее, поскольку оно в принципе непознаваемо[1012]. Ограничение всеведения в любой момент времени тем, что можно именно в этот момент времени знать, является для данной теистической стратегии ключевым, поскольку аристотелевский аргумент в пользу неопределенности будущего может привести к серьезному анти-теистическому аргументу: если для всеведения необходимо знание будущее, а знание будущего невозможно, то и всеведение невозможно[1013].

Во-вторых, можно отрицать, что Божие «предведение» носит временной характер. Строго говоря, Бог вечен и не имеет временного измерения. С этой точки зрения, божественное предведение нельзя ставить в один ряд с предведением во времени. Бог не предвидит ваши будущие свободные действия; Бог знает их от вечности или вне времени. Иногда такой подход называют решением Боэция в честь римского философа Боэция (480–525). Пожалуй, наиболее разработанную аргументацию в пользу вечности Бога сформулировали Элеонор Стамп и Норман Кретцманн[1014].

В-третьих, существует так называемое оккамистское решение, в честь английского схоласта Уильяма Оккама (1290–1349). С этой точки зрения, в настоящий момент знание Бога о том, что завтра вы свободно встанете с кровати, зависит от вашего свободного действия. Линда Загзебски формулирует эту «обратную контрфактичную зависимость» следующим образом: «В силах Джонса было сделать в Т2 [какой-то момент в будущем по отношению к T1] нечто такое, что если бы он это сделал, Бог не знал бы того, что [Бог] на самом деле знал в T1»[1015].

В-четвертых, молинистское решение утверждает, что Бог обладает средним знанием – знанием, находящимся между знанием необходимых истин и знанием собственной воли Бога. Бог также знает, что человек будет делать в любых (и, следовательно, во всех) возможных обстоятельствах. Таким образом проблема предведения разрешается (как говорят) апелляцией к Богу как к Творцу. Бог знает будущие свободное акты, зная то, какие люди сотворены[1016].

Пятый вариант отрицает, что совершение свободного действия человеком предполагает настоящую возможность поступить иначе. Этот вариант может либо принимать форму детерминизма, либо избирать какую-нибудь другую философскую стратегию, предполагающую, что недетерминированная свобода совместима с контролируемым, предсказуемым результатом[1017].

Таким образом есть ряд альтернативных ответов на некоторые парадоксы божественных атрибутов. Поскольку атрибуты, составляющие теистическое представление о Боге, носят взаимозависимый характер, многие работы по философии религии конца ХХ в. пытаются согласовать сразу несколько божественных атрибутов или вскрыть противоречия между ними[1018]. Несмотря на то что основное внимание я уделяю альтернативным вариантам для теизма, эти проекты также предоставляют достаточно материала для критики теизма[1019].