1. Буржуазная философия истории

Буржуазная философия истории в наше время, как и раньше, стремится иметь дело с универсальными принципами и методами, предназначенными для охвата всей истории.

Само собой разумеется, что стремление обнаружить наиболее общие черты общественного развития, движущие силы истории, взятой в целом, — это реальная проблема.

В XVIII в. ив первые десятилетия XIX в. такие крупнейшие представители философии истории, как Монтескье, Вольтер. Кондорсе, Гердер, Гегель, отразили умонастроение восходящей буржуазии, заинтересованной в познании исторических явлений. В умозрительных концепциях и системах этих мыслителей содержались поэтому гениальные мысли и догадки об исторической необходимости, о закономерном характере общественного развития, о социальном прогрессе и т. д.

В конце первой трети XIX в. старая философия истории была атакована позитивистской социологией, основатели которой (О. Конт, а затем и Г. Спенсер) и их последователи ратовали за конкретные, позитивные знания об обществе, отвергали отвлеченные, оторванные от эмпирических фактов исторические схемы. Хотя сами представители позитивистской социологии и не думали отказываться от идеалистических общесоциологических концепций, тем не менее поворот буржуазного обществоведения в сторону эмпирической социологии не мог не ослабить позиции философии истории.

Современная буржуазная философия истории утратила рациональные, прогрессивные идеи прошлого. Она отвлекается, как правило, от обобщения действительного исторического процесса и создает свои концепции, преувеличивая, абсолютизируя те или иные стороны действительности. Это искажает подлинную картину общественного развития, его движущие силы, его перспективы.

Многие представители буржуазной философии истории, как и социологи, предпочитают не выставлять напоказ свое идеалистическое кредо. Они призывают стать «выше» и материализма и идеализма, отвергают монистическое объяснение истории и отстаивают большей частью плюралистический взгляд на общественную жизнь, т. е. рассматривают различные факторы, взаимодействующие в историческом процессе, как равноценные и независимые начала.

В эпоху, когда с особой силой и отчетливостью обнаружилась роль экономических отношений, буржуазная философия истории и социология вынуждены отдавать им должное. Однако они видят в них лишь один из факторов среди многих других, обусловливающих общественную жизнь. В то же время все рассуждения о равноценности, независимости факторов не мешают буржуазным философам и социологам в той или иной форме подчинять возникновение и развитие объективных экономических отношений духовному началу. Характерны в этом отношении рассуждения французского социолога Р. Арона. Он готов признать важную роль такого материального фактора, как производительные силы, техника. Но вслед за этим мы узнаем, что, по Арону, движущую силу исторического развития нужно искать в познавательных способностях человеческого разума.

Возвышение духовной элиты и принижение роли многомиллионных народных масс всегда служило и служит основой идеалистического понимания истории. В достоинствах или недостатках элиты, в ее силе и слабости, сообразительности или ошибках, смелости или трусости и т. п. представители исторического идеализма видят последние основания исторического движения, причины крупнейших исторических событий.

Наряду с идеализмом другой важной чертой современных буржуазных учений об обществе является отрицание закономерного характера социального развития. Марксистской идее о необходимом, закономерном переходе от одной общественноэкономической формации к другой буржуазная социальная мысль противопоставляет большей частью идею индетерминизма в историческом процессе, видя в нем лишь случайное сцепление индивидуальных, неповторимых фактов и ситуаций. Защищая такой взгляд на историю, А. Фишер, автор книги «История Европы», пишет: «Я могу видеть лишь один непредвиденный случай, сменяющий другой, как волна набегает на волну. Я могу видеть лишь один великий факт, относительно которого, поскольку он уникален, не может быть никаких обобщений. Существует лишь одно безошибочное правило для историка: он должен признать в развитии человеческих судеб лишь игру случайных и непредвидимых сил» ¹.

¹ И. A. L. Fisher. A History of Europe. L., 1937, p. V,

Старое неокантианское противопоставление природы и общества, провозглашение первой царством слепой необходимости, а второго — сферой свободы является чем-то само собой разумеющимся для многих современных философов, социологов и историков субъективистского толка.

На методологические позиции буржуазной философии истории значительное влияние оказывает иррационализм. Не последнее место здесь занимают взгляды немецкого философа В. Дильтея, который рассматривал историю как иррациональный поток, лишенный структурного оформления, законосообразности. Поэтому бессмысленно, согласно Дильтею, искать несуществующие общественные законы и объяснять, исходя из них, исторические факты. Историю нужно не объяснять, а понимать. Процесс же понимания есть, по Дильтею, процесс переживания. Задача историка заключается в том, чтобы с максимальной «адекватностью» пережить то, что переживали люди, творившие историю, описать эти переживания. Освобожденная от объективных законов, история, таким образом, становится преимущественно предметом описательной психологии.

С отрицанием закономерного характера общественного развития связано и отрицание возможности познания социальных явлений, постижения их сущности (агностицизм). Если все в истории индивидуально и неповторимо, что в таком случае остается на долю историка, социолога, экономиста и т. д.? Не объяснение, а лишь описание, упорядочение, классификация эмпирических фактов, оценка этих фактов с точки зрения их нравственной ценности (как считали неокантианцы) или исходя из мыслей, соображений самого историка (как полагает, например, французский философ М. Мерло-Понти). Мысль о том, что история является преимущественно делом ума и воображения тех, кто пишет историю, весьма популярна в буржуазной историографии.

Таким образом, агностицизм в общественной теории внутренне связан с такими чертами буржуазного мировоззрения эпохи империализма, как иррационализм, алогизм, интуитивизм.

Многие современные буржуазные философы и историки абсолютизируют специфические особенности и трудности познания исторического процесса. Таковы, например, теоретико-познавательные концепции французского социолога Марру, автора книги «Об историческом познании». Каждый историк, говорится в книге, выражает не только свою точку зрения, но и позиции той социальной группы, к которой он принадлежит. Но из этого правильного положения делаются ошибочные выводы о невозможности объективного, общезначимого исторического знания. Марру обходит ту истину, что идеологи передовых классов, не говоря уже об идеологах рабочего класса, были в тех или иных границах способны воспроизвести объективную историческую истину.

Отвергая возможность объективного исторического знания, значительная часть современных буржуазных идеологов ополчается и против научного предвидения, и в особенности против марксистских научных предсказаний. «...Мне кажется, — пишет Р. Арон, — напрасным делом пытаться предвидеть будущее... Будущее экономических и политических режимов зависит от такого большого количества факторов, что невозможно знать тип режима, который утвердится в будущем» ¹⁷⁹. Это, однако, не мешает Арону и другим социологам предсказывать то, что им хотелось бы увидеть в будущем. К числу этих «предвидений» относится утверждение о неизбежном сближении двух типов «индустриального общества» — капитализма и социализма, а точнее, о поглощении социализма капитализмом.

Существенная черта современных буржуазных учений об обществе — метафизический, антидиалектический подход к общественному развитию, отказ от принципа историзма социальных объектов в их равновесии. При исследовании общественных явлений оставляются в тени их внутренние противоположности, борьба этих противоположностей, диалектическое отрицание старого новым, скачкообразные переходы количественных изменений в изменения качественные, революционное преобразование старого в новое.

Никто, конечно, не может поставить под сомнение плодотворность изучения той или иной социальной системы в ее относительном постоянстве и устойчивости. Но когда эту относительную устойчивость превращают в абсолютную, когда социальный организм вырывают из потока времени, оставляют в тени его внутреннюю противоречивость, его развитие, преобразование и неизбежную смену, — тогда утрачивается верность и глубина социального познания. Рассмотрение той или иной совокупности общественных отношений в их изолированности, в статике исключает, естественно, возможность познания сущности этих отношений, подлинных законов их существования и функционирования. Несостоятельность подобного подхода особенно очевидна в наше время, когда социальная действительность раздирается глубокими, непримиримыми противоречиями между пролетариатом и буржуазией, между системами социализма и капитализма.

Значительной популярностью на Западе пользуется философия истории английского историка А. Тойнби, автора работы «Исследование истории». Одно из исходных положений Тойнби — отрицание единства исторического процесса. В своеобразной форме он развивает идею. О. Шпенглера, который в духе средневекового номинализма, отрицая объективное существование общих понятий, утверждал, что ««человечество» — пустое слово», реальностью же обладают только отдельные этническо-культурные общности. По схеме английского мыслителя, история есть история различных замкнутых цивилизаций, которые возникали, развивались и исчезали, не соприкасаясь друг с другом. Какая же сила обусловливает движение цивилизации, ее возникновение и развитие? Такой силой является духовная элита, мыслящее и творческое меньшинство, которое ведет за собой «инертное большинство», лишенное собственного разума и воли к самостоятельному историческому творчеству. Таким образом, у Тойнби, как и у многих других представителей буржуазной социальной мысли, понятие общественно-экономической формации подменяется категорией цивилизации, сердцевиной которой считается духовное начало, творческий порыв, совокупность специфических культурных ценностей. Материальное производство в этих идеалистических системах фигурирует в лучшем случае в качестве одного из факторов общественной жизни, одного из компонентов цивилизации.

Стремление уловить специфические качественные особенности различных цивилизаций правомерно. Но Тойнби пытается абсолютизировать эти различия и перечеркнуть связи между ними. Конечно, в истории были и относительно изолированные цивилизации, которые исчезли, не оставив сколько-нибудь заметного следа в дальнейшем развитии материальной и духовной культуры. Но не они характеризуют процесс становления всемирной, внутренне связанной, поступательно развивающейся истории человечества и человеческой культуры. Концепция же Тойнби отрицает наличие этой всеобщей истории, старается ее атомизировать, расчленить на не общающиеся между собой цивилизации, исключить идею исторического прогресса как всеобщего социального закона.

Другим крупным представителем современной буржуазной социальной мысли является американский социолог П. А. Сорокин.

Если Тойнби оперировал понятием «цивилизация», то в учении Сорокина центральное место занимает учение о социокультурных системах. Под ними он понимал сверхорганические социальные, культурные явления, которые в отличие от физикохимических и физико-биологических явлений наделены смыслом, обладают ценностью или нормой. Если лишить смысловой значимости, ценности Венеру Милосскую, пишет Сорокин, то она окажется всего-навсего глыбой мрамора определенной геометрической формы. Сорокин оперирует также понятием «су пер -система», которая включает в себя множество культур, основанных на общих идеологических принципах. Человеческая история есть смена одной суперсистемы другой. Различие суперсистем, по мнению Сорокина, определялось соответственно тому, что они считали ценностью, как они определяли ее природу и какой тип мировоззрения в связи с этим лежал в их основе (спиритуалистическое, интегрально-идеалистическое или сенсуалистическое).

Понятие суперсистемы призвано оттеснить в концепции Сорокина понятие общественно-экономической формации. Однако нетрудно видеть, что попытка охватить реальную историю искусственными суперсистемами, построенными, на различных формах познавательной деятельности людей, по сути дела, ничего общественной науке не дает. Ведь остается невыясненным, какие реальные силы порождают эти суперсистемы, каковы причины их смены, каковы закономерности истории человечества.

Большое место в своих трудах П. Сорокин отводил отрицанию возможности научного познания будущего. Он считал, что принцип индетерминизма, якобы восторжествовавший в физике микромира, будучи перенесен на историю, позволяет опровергнуть идею объективной закономерности в историческом развитии, а вместе с ней и возможность научного предвидения, основанного на признании причинной обусловленности социальных процессов и явлений. «Творческий динамизм человеческой истории, — писал он, — сам по себе делает предвидение важных исторических событий почти невозможным» Однако индетерминизм является убеждением сравнительно незначительного числа физиков. Некогда имевшая хождение мысль о «свободе воли» электрона и подобные ей положения отвергнуты в настоящее время многими серьезными исследователями микромира. Поэтому попытки Сорокина привлечь идеалистические заблуждения части естествоиспытателей для отрицания социального предвидения не состоятельны.

Современная буржуазная философия истории по-разному определяет этапы, эпохи исторического развития человечества, но при этом ее различных представителей объединяет стремление снять проблему перспектив общественного развития, прежде всего смены классового общества бесклассовым. Реальное историческое развитие, ведущее человечество к социализму и коммунизму, опровергает абстрактные, надысторические схемы — в этом источник кризиса современной буржуазной философии истории.