Отчуждение, необходимость и свобода
Отчуждение, необходимость и свобода
Маркс и Энгельс и раньше, материалистически перерабатывая и обогащая новым содержанием гегелевскую и фейербаховскую концепции отчуждения, ставили вопрос о порабощении человека разделением труда, о господстве продукта труда над производителем и т.д. В «Немецкой идеологии» эти положения получают дальнейшее развитие. Господство овеществленного, мертвого, труда над живым, общественных отношений вообще над людьми характеризуется как закономерность развития классово-антагонистического общества. «Это закрепление социальной деятельности, это консолидирование нашего собственного продукта в какую-то вещественную силу, господствующую над нами, вышедшую из-под нашего контроля, идущую вразрез с нашими ожиданиями и сводящую на нет наши расчёты, является одним из главных моментов в предшествующем историческом развитии» [1, т. 3, с. 32]. Социальное отчуждение – особый вид разрушительного и угнетающего обратного воздействия. Тот факт, что совокупная сила индивидов становится чуждой, над ними стоящей властью, не только не зависящей от их воли, но, напротив, господствующей над нею, имеет эмпирически констатируемую основу – частную собственность.
В «Экономическо-философских рукописях» речь шла об отчуждении труда, порождающем частную собственность как основу последующего развития отчуждения. В «Немецкой идеологии» понятие отчуждения обогащается новым историческим и экономическим содержанием, конкретизируется, уточняется. Маркс и Энгельс теперь характеризуют отчуждение прежде всего как порабощение людей антагонистическими формами общественного разделения труда, в силу которого «духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов» [1, т. 3, с. 31]. Поэтому вместе с разделением труда в его развитой форме, которая, согласно Марксу, предполагает не только противоположность между физическим и умственным трудом, но и неравное распределение труда и его продуктов [см. там же], дано уже и социальное неравенство. Больше того, «разделение труда и частная собственность, это – тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом – по отношению к продукту деятельности» [там же].
В «Немецкой идеологии» понятие социального разделения труда терминологически еще не отграничено от разделения труда по профессиям, а по существу еще недостаточно отчленено от других общественных отношений и во многом совпадает с понятием антагонистической формы развития производительных сил. Маркс и Энгельс пишут, что разделение труда «заключает в себе» разделение условий труда и «расщепление» между капиталом и трудом. Такое расширительное понимание разделения труда было преодолено лишь в произведениях зрелого марксизма.
В антагонистических социально-экономических формациях общественное разделение труда противопоставляет человека человеку, человека – продукту его труда, одну социальную группу (или класс) – другой, личное – общественному. Эти противоречия и обусловливают стихийный характер общественно-исторического процесса: «пока люди находятся в стихийно сложившемся обществе, пока, следовательно, существует разрыв между частным и общим интересом, пока, следовательно, разделение деятельности совершается не добровольно, а стихийно, – собственная деятельность человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того чтобы он господствовал над ней» [1, т. 3, с. 31].
При этом Маркс и Энгельс редко прибегают к термину «отчуждение» и даже подчеркивают, что он принадлежит спекулятивной философии, хотя от этого термина они и не отказываются. Если сравнить относящиеся к этому вопросу места в «Немецкой идеологии» с соответствующими высказываниями об отчуждении в «Экономическо-философских рукописях 1844 года», то изменение позиции Маркса и Энгельса становится очевидным. Теперь понятие отчуждения уже не занимает центрального места в исследованиях основоположников марксизма.
Но отсюда еще не вытекает окончательное решение вопроса об исторической судьбе понятия (и самого термина) «отчуждение». Это понятие и соответственно термин мы встретим в труде «К критике политической экономии» (1859 г.), в «Капитале» (1867 г.) и других произведениях Маркса. Но в работах зрелого марксизма понятие отчуждения полностью освобождается от антропологического содержания (т.е. представления об отчуждении природной человеческой сущности) и разрабатывается как конкретно-историческая категория, ограниченная исторически определенным содержанием. Эта категория такова, что в «Капитале» ни одна из других категорий не заменяет ее полностью, «здесь налицо целая система категорий и понятий, выступающих в разных связях и опосредствованиях, сомкнутых с данной категорией, а частично на нее накладывающихся. Таковы: „отделение абстрактного труда от конкретного“, „отрицательные последствия разделения труда“, „экспроприация производителей“, „эксплуатация“, „возникновение и углубление классового антагонизма“ и др.» [11, с. 55].
Итак, важнейшим аспектом проблемы отчуждения, рассматриваемым в «Немецкой идеологии», является господство стихийных сил общественного развития над людьми. Преодоление этого стихийного, неуправляемого, развития общества может быть лишь результатом объективно обусловленного, закономерного процесса ликвидации частной собственности и соответствующего ей разделения труда, деления общества на классы, противоречия между личными и общественными интересами и т.д. Какова же роль общественного сознания и далее – социального творчества и планомерности в этом процессе коммунистического переустройства общественной жизни?
В то время как идеалисты, в особенности немецкие, понимали свободу как самоопределение духа, основоположники марксизма связывают понятие свободы и свободного творчества с материальными условиями жизни людей. Свобода есть основанная на познании объективной необходимости сознательная и целесообразная практическая деятельность людей, в которой достигнутые результаты в основном совпадают с заранее поставленными целями. Степень господства над природой или над самим собой, достигаемая человеком на известной ступени исторического развития, в конечном счете обусловлена развитием производительных сил и соответствующих им производственных отношений, с которыми существенно связано и развитие познания. Развитие производства есть прогрессирующее освобождение человека от власти стихийных сил природы и создание предпосылок для овладения законами развития общества. Рост производительных сил означает также развитие человека, его потребностей и способностей, в том числе и способности господствовать над самим собой.
Идеалисты, говорят Маркс и Энгельс, полагают, будто бы степень свободы, которой достигают люди, определяется их представлениями об идеале человека, о свободе и т.д. «В действительности же дело происходило, конечно, таким образом, что люди завоёвывали себе свободу всякий раз постольку, поскольку это диктовалось им и допускалось не их идеалом человека, а существующими производительными силами. В основе всех происходивших до сих пор завоеваний свободы лежали, однако, ограниченные производительные силы; обусловленное этими производительными силами, недостаточное для всего общества производство делало возможным развитие лишь в том виде, что одни лица удовлетворяли свои потребности за счёт других…» [1, т. 3, с. 433].
Постановка проблемы свободы и необходимости в контексте реального общественно-исторического процесса позволяет вскрыть антагонистически противоречивый характер развития свободы в условиях классового общества и тем самым обосновать необходимость коммунистического переустройства общества. Все дело в том, разъясняют основоположники марксизма, что прогресс человеческой власти над природой неразрывно связан с прогрессирующим порабощением человека стихийными силами общественного развития; освобождение от власти стихийных сил природы и господство человека над человеком – лишь две стороны единого антагонистического процесса. При этом уничтожение личной зависимости (рабства, крепостничества), т.е. развитие личной свободы индивида, оказывается вместе с тем прогрессирующим порабощением личности стихийными силами общественного развития.
Этот антагонистический характер исторически развивающегося противоречия между необходимостью и свободой, как и общественного прогресса вообще, преодолевается лишь коммунистической революцией. «В современную эпоху господства вещных отношений над индивидами, подавление индивидуальности случайностью приняло самую резкую, самую универсальную форму, поставив тем самым перед существующими индивидами вполне определённую задачу. Оно поставило перед ними задачу: вместо господства отношений и случайности над индивидами, установить господство индивидов над случайностью и отношениями» [1, т. 3, с. 440]. Решение этой задачи не сводится просто к упразднению частной собственности и ее непосредственных социальных последствий: «…частная собственность может быть уничтожена только при условии всестороннего развития индивидов, потому что наличные формы общения и производительные силы всесторонни, и только всесторонне развивающиеся индивиды могут их присвоить, т.е. превратить в свою свободную жизнедеятельность» [там же, с. 441].
Коммунизм есть всестороннее преобразование общественных отношений как материальных, так и духовных. Он преодолевает противоположность между физическим и умственным трудом, между городом и деревней, обеспечивает свободное развитие каждого члена общества и тем самым снимает противоречие между личным и общественным. Уничтожение классов и социального неравенства вообще означает развитие подлинной коллективности, ибо только в общении с другими людьми индивид находит условия и средства для всестороннего развития присущих ему способностей. Личная свобода возможна лишь в коллективе. «В существовавших до сих пор суррогатах коллективности – в государстве и т.д. – личная свобода существовала только для индивидов, развившихся в рамках господствующего класса, и лишь постольку, поскольку они были индивидами этого класса. Мнимая коллективность, в которую объединялись до сих пор индивиды, всегда противопоставляла себя им как нечто самостоятельное; а так как она была объединением одного класса против другого, то для подчинённого класса она представляла собой не только совершенно иллюзорную коллективность, но и новые оковы. В условиях действительной коллективности индивиды обретают свободу в своей ассоциации и посредством её» [1, т. 3. с. 75].
Таким образом, основные положения исторического материализма, разрабатываемые в «Немецкой идеологии», свидетельствуют о том, что созданная Марксом и Энгельсом философская наука об обществе явилась подлинным решением труднейших проблем философии истории и исторической науки.