Тезисы Маркса о Фейербахе
Тезисы Маркса о Фейербахе
В январе 1845 г. Маркс по распоряжению французского Министерства иностранных дел высылается из Франции и переезжает в Брюссель, куда весной того же года перебирается и Энгельс. Впоследствии Энгельс указывал, что ко времени их встречи в Брюсселе Маркс «уже завершил в главных чертах развитие своей материалистической теории истории, и мы принялись за детальную разработку этих новых воззрений в самых разнообразных направлениях» [1, т. 21, с. 220]. К этому же времени относятся написанные Марксом в Брюсселе тезисы о Фейербахе, впервые опубликованные Энгельсом в 1888 г. В этих тезисах выявляется качественное отличие марксистского мировоззрения от предшествующей материалистической философии.
Уже первый тезис показывает, что за короткий срок со времени окончания «Святого семейства» Маркс сделал новый шаг вперед в разработке диалектического материализма. «Главный недостаток всего предшествующего материализма – включая и фейербаховский – заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берётся только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно» [1, т. 3, с. 1]. Созерцательность старого материализма критикуется Марксом и в девятом тезисе.
Домарксовский материализм рассматривал чувственность как страдательное состояние, вызываемое воздействием на человека внешних предметов. Маркс, подчеркивая недостаточность, односторонность, этого воззрения, указывает, что чувственность есть самодеятельность человека, что практика есть предметно-чувственная деятельность. Человек – это не только объект воздействия окружающей среды, но и преобразующий ее субъект. Старый материализм не сумел оценить познавательного значения человеческого воздействия на внешние предметы, т.е. деятельную, субъективную сторону процесса познания. А между тем основу познания составляет практика – сознательная и целесообразная материальная деятельность людей, которая несводима к восприятиям, переживаниям, мышлению и т.п. Человек познает мир, потому что изменяет его; чувственные восприятия внешнего мира являются необходимым элементом практической деятельности. Созерцательный материализм отделяет чувственное отношение к миру от практики. Фейербах, указывает Маркс, «рассматривает, как истинно человеческую, только теоретическую деятельность, тогда как практика берётся и фиксируется только в грязно-торгашеской форме её проявления» [1, т. 3, с. 1]. Этот же недостаток в большей или меньшей мере характеризует весь домарксовский материализм. Следовательно, отличие философии марксизма от созерцательного материализма заключается прежде всего в принципиально новом понимании практики, в высокой оценке ее познавательного значения.
Буржуазные философы, нередко цитирующие первый тезис Маркса о Фейербахе, воспринимают только указание на субъективную сторону познания и на то, что ее игнорировал старый материализм, в то время как идеализм, напротив, подчеркивал ее. Б. Рассел писал, что, согласно первому тезису Маркса, истина представляет собой «скорее понятие практики, чем понятие теории» [40, с. 195]. Он не просто приписывал Марксу прагматическую концепцию истины, но и сам в сущности придерживался таковой. В этом же духе рассуждают и ревизионисты 60 – 70 гг. XX в. Точка зрения Рассела, а также примыкающего к нему в этом вопросе прагматиста Хука приобрела многочисленных сторонников среди буржуазных марксологов, профессионально занимающихся дискредитацией марксизма. А. Стерн характеризует Маркса даже как… основоположника прагматизма: «Прагматизм – это вовсе не изобретение американских философов Чарльза Пирса и Уильяма Джемса; он за полвека до них был основан Марксом. В своих тезисах о Фейербахе Маркс изложил принцип прагматизма» [42, с. 315]. Буржуазным критикам, ищущим в тезисах Маркса о Фейербахе то, чего там нет, мнится, будто Маркс призывает к субъективистскому рассмотрению действительности, что он будто бы отождествляет действительность с практикой, чувственной деятельностью и т.д. Но Маркс говорит здесь лишь о том, что познание есть активная деятельность субъекта и лишь в этом смысле – «субъективная» деятельность, а не пассивное, например, зеркальное, отражение предметов. Познание осуществляется в процессе практического взаимодействия субъекта с объектом. Этого не желают видеть критики марксизма, приписывающие его основоположнику идеалистический эмпиризм прагматического толка.
В борьбе против спекулятивного идеализма Фейербах выдвигал на первый план познавательное значение чувственности, познание чувственно воспринимаемых предметов. Чувственная деятельность понималась Фейербахом как совокупность психических актов: ощущений, восприятий, переживаний и т.д. Однако практика не есть психический процесс, хотя она, разумеется, включает в себя и психические акты. Практика есть совокупная деятельность коллективов индивидов, изменяющих объективный мир. Но это упускается из виду Фейербахом: «Недовольный абстрактным мышлением, Фейербах апеллирует к чувственному созерцанию, но он рассматривает чувственность не как практическую, человечески-чувственную деятельность» [1, т. 3, с. 2].
Отмечая разработку «деятельной стороны» у ряда выдающихся представителей идеализма, Маркс разъясняет, что идеализм крайне абстрактно понимает познавательную активность субъекта, так как он, «конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой» [1, т. 3, с. 1].
Теория и практика рассматриваются Марксом как относительные противоположности, которые «наполняют» друг друга: теория входит в практику (разумеется, на определенной ступени ее развития), так же как и практика становится содержанием теории. Диалектическое понимание Марксом процесса отражения, познания мира образует исходный пункт переворота в гносеологии, который был совершен диалектическим материализмом. В то время как Гегель утверждал, что непосредственно, т.е. без всяких теоретических предпосылок, может быть допущено лишь «чистое бытие», а Фейербах в противовес Гегелю требовал безоговорочного признания истинности всего содержания чувственных данных, Маркс заявляет, что лишь практика доказывает объективность, предметность нашего мышления, т.е. наличие в наших понятиях (как и в наших представлениях) объективного содержания, предшествующего познанию и независимого от него. «В практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос» [1, т. 3, с. 1 – 2]. Маркс отнюдь не противопоставляет практику теоретическому мышлению, он противопоставляет практику лишь оторванным от нее идеалистическим спекуляциям. «Общественная жизнь является по существу практической. Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят своё рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики» [там же, с. 3].
Маркс вовсе не считает, что решение коренных философских вопросов может быть достигнуто одной лишь практикой: сама практика, говорит он, должна быть понята, т.е. теоретически проанализирована. При этом следует учитывать, что общественная жизнь по существу сама есть материальная в своей основе практика, главная, но не единственная, форма которой есть труд в виде процесса общественного производства.
В тезисах о Фейербахе Маркс концентрирует внимание на высшей форме социальной практики – на революционной практике, т.е. классовой борьбе. Громадное значение этого понятия не только для гносеологии, но и для материалистического понимания истории и научного коммунизма очевидно. Развивая это понятие, Маркс подвергает критике созданную предшествующим материализмом концепцию воспитания, которая была воспринята утопическими социалистами, положившими ее в основу своей теории социалистического переустройства общества. В «Святом семействе» Маркс и Энгельс ссылаются на эту теорию, отмечая содержащиеся в ней исторически прогрессивные идеи и зачатки материалистического понимания истории. В тезисах о Фейербахе Маркс идет уже дальше, вскрывая утопизм, заключающийся в самой постановке вопроса о преобразовании человеческого бытия путём воспитания: «Материалистическое учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспитания, – это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан. Оно неизбежно поэтому приходит к тому, что делит общество на две части, одна из которых возвышается над обществом (например, у Роберта Оуэна). Совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика» [1, т. 3, с. 2].
Таким образом, основной порок социологической концепции воспитания, которую разработали французские материалисты и утопические социалисты, заключался прежде всего в том, что она исключала классовую борьбу, революционную практику, т.е. важнейшие силы социального преобразования. Она, следовательно, и само воспитание понимала ограниченно, не видя его практического взаимодействия с общественной деятельностью.
Практика, которую Маркс сначала рассматривал в гносеологическом аспекте, определяется теперь и как социологическая категория. И это определение практики как единства свободы и необходимости, субъективной деятельности людей и объективных последствий этой деятельности («изменение обстоятельств») следует считать ее основным философским определением, так как оно непосредственно базируется на материалистическом понимании истории. С этих позиций Маркс в своих тезисах анализирует учение Фейербаха о религиозном отчуждении, показывая, что в нем отсутствует понимание роли общественной практики, в особенности значения революционной «практически-критической» деятельности, через которую только и лежит путь к устранению «саморазорванности» общественного бытия.
Маркс говорит о «саморазорванности и самопротиворечивости» земной, материальной основы, религии, о необходимости революционного практического уничтожения реальных социальных антагонизмов, порождающих духовно-религиозное «удвоение» мира. Это положение принципиально отличается от учения Фейербаха о том, что сущность религии есть человеческая сущность. Но что такое человеческая сущность? По Фейербаху, это родовая общность индивидов, связывающая их природными узами. Поскольку каждый индивид обладает определенными признаками рода, постольку в нем воплощена человеческая сущность. Однако общественное сознание и религия как одна из его форм не могут быть объяснены антропологически.
Четвертый, пятый, шестой и седьмой тезисы Маркса раскрывают ограниченность взглядов старого материализма на религию. Фейербах, замечает Маркс, не видит, что религиозное сознание является общественным продуктом. Антропологически характеризуемый индивид Фейербаха, несмотря на всяческое подчеркивание, что это живой, чувствующий, переживающий индивид, есть абстрактный человек. «Но сущность человека, – говорит Маркс, – не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» [1, т. 3, с. 3]. Следовательно, критика религии только тогда может добраться до действительных истоков религиозного сознания, когда она имеет своим предметом общественные отношения, порождающие религию.
Но было бы неверно полагать, будто эти недостатки свойственны одному Фейербаху. Они присущи всему предшествующему материализму, и если Маркс сосредоточивает свою критику на учении Фейербаха, то лишь потому, что в нем отмеченные недостатки выражены резче и определеннее, и поскольку этот мыслитель пошел дальше других домарксистских материалистов в своей критике религии и идеализма.
Определение Марксом сущности человека как совокупности всех общественных отношений представляет собой преодоление ограниченности философской антропологии Фейербаха, для которой человеческая сущность есть нечто первичное, в основе своей предысторическое, которое лишь развертывается в истории. С точки зрения исторического материализма сущность человека, т.е. совокупность общественных отношений, создается самим человечеством в ходе всемирной истории. Это – принципиально новый взгляд на человека и человечество, которого еще не было в «Экономическо-философских рукописях 1844 года», где понятие социальной сущности человека связывалось главным образом с характеристикой человеческого индивида, его отношения к другим людям и к самому себе. Ленин, раскрывая принципы материалистического понимания истории, отмечал, что Маркс свел индивидуальное к социальному, а последнее – общественные отношения людей – к первоначальным, определяющим производственным отношениям. Тезисы Маркса о Фейербахе – важная веха на этом пути научного проникновения в сущность общественно-исторического процесса.
В последних тезисах о Фейербахе Маркс противопоставляет разрабатываемый им «новый материализм» всей предшествующей материалистической философии, которая ограничивалась созерцанием индивидов в гражданском обществе, т.е. принимала факт существования классового (и, в частности, буржуазного) общества как нечто само собой разумеющееся, естественное, вечное. В десятом тезисе сказано: «Точка зрения старого материализма есть „гражданское“ общество; точка зрения нового материализма есть человеческое общество, или обобществившееся человечество» [1, т. 3, с. 4]. Это не следует понимать так, будто одни лишь материалисты стояли на точке зрения «гражданского» общества, а идеалисты отвергали это воззрение. Последний, одиннадцатый, тезис, развивающий содержание предшествующего тезиса, одинаково относится ко всем тем философским учениям, которые были идеологией экономически или политически господствующих эксплуататорских классов: «Философы лишь различным образом объясняли мир, по дело заключается в том, чтобы изменить его» [там же].
Буржуазные критики марксизма искажают действительный смысл этого заключительного тезиса, когда они приписывают ему отрицание необходимости научного объяснения мира, некий узко ограниченный практицизм, который на деле всегда был чужд марксизму. Тезис Маркса ни в малейшей мере не отвергает необходимости научного объяснения мира и нисколько не противопоставляет изменения мира его объяснению. Маркс противопоставляет философию, теоретически обосновывающую изменение мира (именно такой философией и является диалектический и исторический материализм), философии, которая удовлетворяется его истолкованием, склоняясь, тем самым к признанию, оправданию того, что есть, поскольку оно, это существующее, имеет свое основание, длительную историю и т.д. Естественно, что Маркс здесь еще раз выступает против философских учений, которые выдвигают ложные истолкования действительности.
Подлинно научное объяснение мира есть теоретическое обоснование путей его преобразования. Такое объяснение органически связано с революционной практикой. Речь идет, таким образом, о единстве теории и практики, которое поднимает и теорию, и практику на новую, высшую ступень. Считать такую постановку вопроса принижением роли теории – значит выдавать спекулятивное (и идеалистическое вообще) истолкование отношения «теория – практика» за единственно возможное. Но для этого нет ни малейших оснований.
Таким образом, одиннадцатый тезис Маркса о Фейербахе, взятый в конкретной связи с другими тезисами и с предшествующими трудами основоположников марксизма, представляет собой афористическое определение сути диалектического и исторического материализма, сущности того революционного переворота, который совершен марксизмом в философии.
В.И. Ленин неоднократно подчеркивал глубокий социально-политический смысл одиннадцатого тезиса Маркса, видя в нем философское обоснование революционной борьбы пролетариата. Подвергая критике оппортунистическое толкование задач пролетариата в революции 1905 г., Ленин писал: «Способ изложения своих мыслей новоискровцами напоминает отзыв Маркса (в его знаменитых „тезисах“ о Фейербахе) о старом, чуждом идеи диалектики, материализме. Философы только истолковывали мир различным образом – говорил Маркс – а дело в том, чтобы изменять этот мир. Так и новоискровцы могут сносно описывать и объяснять процесс происходящей у них на глазах борьбы, но совершенно не могут дать правильного лозунга в этой борьбе. Усердно маршируя, но плохо руководя, они принижают материалистическое понимание истории своим игнорированием действенной, руководящей и направляющей роли, которую могут и должны играть в истории партии, создавшие материальные условия переворота и ставшие во главе передовых классов» [3, т. 11, с. 31].
Ленин показывает, что с этим заключительным тезисом Маркса о Фейербахе связано все материалистическое понимание истории, в особенности марксистское учение о роли субъективного фактора в общественно-историческом процессе.
Таким образом, тезисы Маркса о Фейербахе представляют собой дальнейшее развитие и подытоживание положений, высказанных Марксом в предшествующий период; они являются также постановкой новых проблем и формулировкой новых идей диалектического и исторического материализма. Поэтому их можно правильно понять, расшифровать, разъяснить лишь в связи с предшествующими и последующими произведениями основоположников марксизма.