1. Идеалистическая диалектика и становление революционно-демократических воззрений К. Маркса и Ф. Энгельса
1. Идеалистическая диалектика
и становление
революционно-демократических
воззрений К. Маркса и Ф. Энгельса
Ранние философские искания
Карл Маркс родился 4 мая 1818 г. в городе Трире Рейнской провинции Германии, в семье Генриха Маркса, адвоката высшей апелляционной палаты. В детские и юношеские годы Маркса в Трире среди основной массы населения царила ужасающая нищета, и на юного К. Маркса произвело сильное впечатление очень резкое классовое расслоение и социальная несправедливость.
Первым шагам духовного развития К. Маркса сопутствовали высокообразованные и умудренные жизненным опытом люди. Его отец, Генрих Маркс, под влиянием Вольтера, Руссо, Лессинга и других передовых мыслителей XVIII в. глубоко проникся духом Просвещения и был чужд религиозному доктринерству. Многим был обязан юноша и отцу своей будущей жены, барону Вестфалену, широко образованному человеку, особенно увлекавшемуся древнегреческими поэтами и Шекспиром и живо интересовавшемуся социальными проблемами, в том числе теми, которые были поставлены учением Сен-Симона.
С 1830 по 1835 г. К. Маркс учился в Трирской гимназии, славившейся в те годы выдающимися педагогами. Ее директор, Виттенбах, преподававший историю и философию, был сторонником учения Канта и пропагандировал принципы обучения и воспитания, опирающиеся на разум, а не на религиозную веру.
Отроческие и первые юношеские годы Маркса проходили в довольно «сонный» период политической жизни Германии. Едва теплилась эта жизнь и в Трире. Но все же здесь жила память о тех политических свободах, которыми в 1794 – 1815 гг. пользовались трирцы как граждане Французской Республики. В январе 1834 г. трирское «Литературное общество» устроило два банкета, где провозглашались либеральные идеи, исполнялась «Марсельеза» и даже был поднят трехцветный французский флаг. К следствию по начатому в связи с этим делу властями были привлечены отец Маркса и наиболее радикальные преподаватели гимназии, участвовавшие в банкетах. Все это повлияло на первоначальную, политическую ориентацию юного К. Маркса [см. 8, т. 1, с. 80 – 82].
Наиболее ранними из дошедших до нас литературных произведений Маркса являются три его гимназических сочинения 1835 г.
Сочинение по религии – «Единение верующих с Христом по Евангелию от Иоанна» – излагало традиционные религиозные и нравственные представления протестантизма. Но уже это сочинение свидетельствует о том, что религиозные вопросы не занимали значительного места в духовной жизни юного Маркса. В латинском сочинении «Следует ли причислять принципат Августа к счастливейшим эпохам римской истории?» был дан утвердительный ответ на поставленный в заглавии вопрос. В целом первые два сочинения выражают, скорее, полученные юношей в школе знания, нежели его собственные, самостоятельно продуманные суждения и оценки. Напротив, третье гимназическое сочинение Маркса – «Размышления юноши при выборе профессии» – выявляет самостоятельный, полный духовного благородства, идейный облик юноши. Пока он исходит из идеалистических представлений об обществе, но с удивительной трезвостью отмечает: «…мы не всегда можем избрать ту профессию, к которой чувствуем призвание; наши отношения в обществе до известной степени уже начинают устанавливаться еще до того, как мы в состоянии оказать на них определяющее воздействие» [1, т. 40, с. 5]. Материалистические взгляды Маркса на историю еще не сложились, но здесь уже проявилось влияние учения французских просветителей о зависимости человека от окружающей среды, а также не по годам серьезней реализм общей оценки пытливым юношей окружающей его действительности.
Выбор профессии, пишет Маркс, предполагает также способность отдать все силы осуществлению общечеловеческих идеалов, готовность к жертвам и самоограничению. «Если мы, – заключает он свое сочинение, – избрали профессию, в рамках которой мы больше всего можем трудиться для человечества, то мы не согнемся под ее бременем, потому что оно – жертва во имя всех; тогда мы испытаем не жалкую, ограниченную, эгоистическую радость, а наше счастье будет принадлежать миллионам…» [1, т. 40, с. 7]. Эти возвышенные и мужественные слова семнадцатилетнего юноши в определенной степени уже обрисовывают нравственные черты гения Маркса.
Сказанное не означает, что уже при выходе из гимназии юный Маркс точно знал, кем он будет по профессии. В своем сочинении он еще не может указать, какого типа профессию он предпочитает – «практическую» или «теоретическую». По совету отца он в октябре 1835 г. начал занятия на юридическом факультете Боннского университета и вскоре окунулся в бурную жизнь боннского студенчества. Уже во втором семестре трирские студенты избрали его председателем своего землячества. Он много внимания уделял поэзии, вступил в местный союз молодых писателей и помышлял посвятить себя поэтическому творчеству. Занятия науками временно отошли на второй план. Однако уже в середине 1836 г. Маркс переводится в Берлинский университет, известный своим высоким уровнем преподавания гуманитарных дисциплин. Он убеждается, что поэзия – не его призвание, и погружается в изучение юриспруденции и философии права.
Маркс одновременно слушает лекции Савиньи и Ганса, представлявших две противоположные школы в немецкой правовой науке того времени – так называемые историческую и гегелевскую. Борьба этих направлений требовала от Маркса определить свою собственную позицию по основным философским проблемам правоведения.
Как мы знаем из его письма к отцу от 10 ноября 1837 г., в котором Маркс самокритично подводит итог своим первым теоретическим исканиям, его не удовлетворяла ни одна из существовавших тогда теорий права. Решив самостоятельно философски исследовать всю область права, он вначале попытался, руководствуясь методологией Канта и Фихте, сформулировать априорное понятие права, чтобы затем проследить его развитие в реальном праве. Однако разрабатывавшиеся им априорные схемы рушились одна за другой, ибо неизбежно вступали в противоречие с реальными правовыми отношениями. Изнурительная, ночами напролет, работа привела Маркса к выводу о несостоятельности самих принципов априоризма, когда «сама вещь не формируется в нечто многосторонне развертывающееся, живое» [1, т. 40, с. 10]. Он уже понимает, что канто-фихтевскому идеализму органически присуще метафизическое противопоставление действительного и должного, являющееся «серьезной помехой» на пути научного исследования.
В итоге Маркс признает, что Фихте – пройденный этап и именно гегелевская диалектика представляет собой в сравнении с другими учениями наиболее глубокий и последовательный метод анализа действительности. Он приходит к выводу, что мышление должно не предписывать объекту априорные законы, а «внимательно всматриваться в самый объект в его развитии, и никакие произвольные подразделения не должны быть привносимы; разум самой вещи должен здесь развертываться как нечто в себе противоречивое и находить в себе свое единство» [там же].
Но Марксу не нравится «причудливая дикая мелодия» понятийных конструкций Гегеля, которые сами сбиваются на априоризм. Не приемлет он и компромиссной политической позиции Гегеля. Вот почему, оказавшись по состоянию здоровья в Штралау, пригороде Берлина, где в то время находились леворадикальные ученики Гегеля, члены так называемого «Докторского клуба» – центра сложившегося младогегельянского движения, Маркс сблизился с ними и на некоторое время стал их союзником. «Здесь, – пишет он отцу, – обнаружились в спорах различные, противоположные друг другу взгляды, и все крепче становились узы, связавшие меня самого с современной мировой философией, влияния которой я думал избежать» [1, т. 40, с. 16][2].
Итак, к осени 1837 г. закончился самый ранний фазис духовного развития Маркса, предыстория формирования его собственных взглядов. Основное его содержание может быть выражено одним словом – поиск, непрерывный творческий поиск решения важнейших мировоззренческих вопросов. В крайне короткий срок совершил Маркс восхождение от Канта и Фихте к высотам современной ему философии – к учению Гегеля. И это был не ученический путь пассивного усвоения им трудов предшественников, а творческое исследование, закалившее его мысль в горниле немецкой классической философии первой трети XIX в.
Уже в этот период наметился критерий марксовой оценки любой философской теории: важна не только ее логическая цельность, но в еще большей мере ее способность служить методологической основой для глубокого понимания действительности. Убедившись в бесплодности субъективного идеализма, Маркс пришел к гегелевской философии в ее леворадикальном варианте, применив ее метод к анализу истории античной философии – прежде всего эпикуреизма, стоицизма и скептицизма.
Младогегельянцы конца 30-х годов представляли собой наиболее левое в тогдашних условиях течение и в это время играли прогрессивную роль, подняв знамя мелкобуржуазного радикализма. Они проявляли живой интерес к философским учениям эпохи эллинизма, считая их первоначальными историческими формами «философии самосознания», высшее развитие которой они связывали с учениями Фихте, Гегеля и со своей собственной философской концепцией, увы, почти лишенной диалектики. Идея свободного самосознания личности, возникшая в условиях разложения античного полиса, в устах младогегельянцев стала выражением требований буржуазного правосознания, провозглашенных в условиях консервативного прусского полуфеодально-бюрократического режима. Но Маркс несравненно более глубоко, чем младогегельянцы и сам Гегель, оценил теоретические достижения античных мыслителей.
Вначале Маркс намеревался посвятить свою работу анализу всех трех указанных выше философских учений эпохи эллинизма, что нашло отражение в подготовительных работах – «Тетрадях по истории эпикурейской философии». В дальнейшем он решил ограничиться более узким кругом вопросов, составившим предмет его университетской докторской диссертации – «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура» (1839 – 1841).