4.5.4. Метафизика Фомы Аквинского

Реконструкция философии Фомы Аквинского была бы неполной, если не обратиться к такой ее важнейшей составляющей как метафизическая теория бытия. Значимость последней для истории философии усугубляет- [ся еще и тем, что в ее контексте ставится и решается «ангельским доктором» фундаментальная средневековая проблема — проблема универсалий. Основные категории томистской метафизики —г это сущность и сущест- * вование, материя и форма, потенция ("возможность) и акт, которые были заимствованы Фомой из философии Аристотеля.

Что касается первой пары категорий, то, согласно Стагириту, прежде чем анализировать сущность вещи следует доказать ее существование. Эта мысль — результат аристотелевсего эмпиризма, она возникла как результат критики Стагиритом платоновского априоризма. Поскольку принятие платоновских идей не только не облегчало познание, но, напротив, затрудняло его, то отсюда вытекало требование: прежде чем исследовать сущность вещи, необходимо доказать существует ли эта вещь, не является ли она чем-то иллюзорным вроде платоновских идей.

Аристотель, разграничивая сущность и существование, подчеркивал, что общие понятия возникают путем абстрагирования от единичных вещей существенных общих признаков. При этом он полагал, что сущность и существование имманентны вещам и, что, самое главное, обусловлены причинами материального мира.

Фома Аквинский же интерпретирует эти аристотелевские понятия, вкладывая в них христианское содержание. Он считает, что различие между сущностью и существованием не ест нечто мысленное, зависящее от актов человеческого сознания, а является чем-то фактическим, реально существующим. «… в вещах, состоящих из материи и формы, — подчеркивает Фома, — сущность обозначает не одну только форму или только материю, но соединение материи и формы как начало вида»⁵¹.

Исходя из этой предпосылки, Фома утверждает, что вещам присуща сущность, но она не предполагает их существования, поскольку они сотворены Богом, а стало быть, зависят от него. В Боге же, с присущим ему максимальным единством и предельной всеобщностью, нет различия между сущностью и существованием. Сущность Бога имплицирует и его существование.

Отрыв сущности вещей от их существования фактически означал на деде, что мир вещей существует не в силу собственной природы, а является чем-то совершенно случайным, зависимым от Творца. И, напротив, бытие Бога — это бытие абсолютно необходимое, оно заключено в самой его природе. Таким путем Фома Аквинский переистолковал арис тотелевские понятия сущности и существования, поставив их на службу христианской теологии.

Такую же участь претерпела и следующая пара аристотелевских категорий материя и форма. В отличие от Платона, который утверждал наряду с существованием чувственных вещей и их образцы — идеи, Аристотель, как известно, считал, что объективно существуют лишь единичные субстанции, состоящие из материи и формы. Этим различением в субстанции материи и формы Аристотель пытался разрешить трудную фило- софскую проблему отношения общего к единичному. Полагая, что в реальности существуют лишь единичные вещи, состоящие из материи и формы, Стагирит подразумевал под формой то, что в вещах является общим, материя же — всё то, что в них несущественно, случайно. Иными словами, для него форма была тем же, что для Платона идея, но не оторванная от вещей.

Фома Аквинский использует эти аристотелевские категории материи и формы, теологизируя их. Считая, вслед за своим учителем, что реально существуют лишь единичные вещи, состоящие из формы и материи, Фома так истолковывает эти понятия, что они принимают совершенно иной смысл, чем у греческого мыслителя. Он различает в субстанциях три рода форм, или универсалий: 1) общее содержится в единичных вещах, составляя таким образом их сущность (это непосредственными универсалии); 2) общее извлекается из вещей и поэтому наличествует уже после вещей, оно существует в человеческом уме (это мысленные, рефлексивные универсалии)', и, наконец, 3) общее существует до вещей (это первоначальные формы, содержащиеся в божественном уме)[430]. Если в первых двух видах универсалий Фома в целом следует Аристотелю, то в третьем случае он сближается с платонизмом, ибо универсалии в божественном уме — это неизменные, вечные формы.

Кроме материи и формы, единичные вещи состоят также из возможности и акта. Эта пара категорий имеет несколько более общий характер, чем понятия материи и формы. Вслед за Аристотелем Фома понимает под возможностью возможное бытие, под актом же — бытие действительное, абсолютно существующее.

Однако «ангельский доктор» переосмысливает эти важнейшие категории аристотелизма, как и рассмотренные выше пары категорий, в теологическом духе, наполняя их новым содержанием. Материя как потенция уже не существует извечно, как у Аристотеля, а оказывается созданной богом из ничего, а потому из первичной становится вторичной, производной. Возможность присуща ей не по природе, а вложена в нее творцом и только благодаря ему переходит в действительность. «Перводвигатель» Стагири- та, не имеющий ничего общего с трансцендентной сущностью, отождествляется Фомой с христианским богом и превращается в «чистый акт»[431], который является источником всякого осуществления потенции. Стало быть, любое изменение бытия как переход из возможности в акт имеет свой конечный источник в божественной силе. Таким образом, Бог является у Фомы перводвигателем потому, что в нем ничто не находится в состоянии возможности, а он весь — абсолютный акт. «…первая сущность (Бог. — И. Ш.)₉ — подчеркивает в этой связи Фома Аквинский, — необходимо актуальна и никоим образом не потенциальна. Хотя для каждой 5 единичной вещи, переходящей от возможности к действительности, потенция по времени предшествует актуальности, но по сущности актуальность первее потенции… Бог есть первая сущность. Поэтому невозможно, н чтобы в Боге была хоть какая-нибудь потенциальность»⁵⁴.

I Завершая рассмотрение томистской метафизики, можно в целом Можно сказать, что все категории метафизики Аристотеля Фома переосмысли- I вает таким образом, что они лишаются научного характера и в них вкла- ! дывается теологическое содержание.