8.3.1. «Коперниканский переворот» И. Канта в этике

Наиболее полно практическая философия Канта изложена во втором его главном философском труде — «Критика практического разума», в котором обосновывается возможность этики в качестве науки[828]. Основная $ задача второй критики — обоснование нравственности на основе гносеологической базы, разработанной в «Критике чистого разума». Опираясь на принцип априоризма как фундаментального основоположения своей гносеологии, Кант утверждает автономность этики как науки. В отличие от своих предшественников, которые искали основы морали во внешних факторах — в обществе в целом или в религии как социальном феномене " в частности, Кант провозглашает независимость, автономность морали от религии и общества, она оказывается самодостаточной, самодовлеющей. Более того, он ставит самую религию в зависимость от морали, совершая тем самым коперниканский переворот в этике, суть которого состоит в том, что человек морален не потому, что Бог предписал ему мораль, а наоборот: человек верит в Бога потому, что этой веры требует мораль. Эту мысль Кант смело проводил во многих своих критических произведениях. Так, одна из работ религиозного и этического цикла начинается со следующих слов: «Мораль, поскольку она основана на понятии о человеке как существе свободном… не нуждается ни в идее о другом существе над ним, чтоб познать свой долг, ни в других мотивах, чтобы этот долг исполнить… Следовательно, для себя самой… мораль отнюдь не нуждается в религии; благодаря чистому практическому разуму она довлеет сама в себе»[829]. И далее: «Звучит хотя и сомнительно, но отнюдь не предосудительно, когда говорят, что каждый человек сам себе творит Бога и, по моральным понятиям… даже обязан его творить, дабы уважать в нем того, кто создал его самого. Ибо какими бы способами некая сущность ни была изучена и описана другими как Бог и даже, быть может (если допустить это), являлась ему самому, — всё же подобное представление он должен согласовать со своим идеалом, чтобы решить, имеет ли он право принимать и почитать эту сущность как божество. Следовательно, из одного лишь откровения — если только в основе уже не заложено, как пробный камень, моральное понятие во всей своей чистоте — не может возникнуть никакой религии…»[830].

Итак, основания нравственности, нравственного закона следует искать не вне, а внутри самой морали, в самом человеке. На этот внутренний источник морали указывает сам Кант в своем изумительном по художественной выразительности и широко известном сегодня образе: «Две вещи наполняют душу всегда новым и всё более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне»[831].

Что значит: моральный закон во мне? Данная мысль Канта становится понятной, если иметь в виду, что он, вслед за своим учителем-моралистом Руссо, исходил из двойственной природы человека: человек по своей эмпирической природе (как существо, принадлежащее миру явлений) скорее зол, чем добр, а как существо в себе (как существо, принадлежащее миру «вещей в себе») он полностью нравствен и в этом смысле добр. А это значит, что нравственность нельзя выводить из эмпирического бытия человека, т. е. из его чувственности, но только из разума, который сам себе предписывает принципы морального поведения и судит о добре и зле. Подобно тому, как понятия чистого разума имеют априорный характер, все нравственные понятия, по Канту, также имеют место и возникают a priori в практическом разуме, который есть не что иное, как априорная способность к правильному и неправильному, хорошему и дурному. . Эта чистота происхождения нравственных понятий из разума дает философу основание полагать их в качестве высших практических принципов. Стало быть, нравственно поступать означает у Канта поступать в соответствий с принципами практического разума.

Таким образом, разум, точнее, практический разум и есть источник морали. Этим определяется рационализм и априоризм кантовской этики, которая, по своей сути, есть нормативистская (прескриптивная) этика, ибо она ориентирована только на должное, долг. То есть ее ориентиром оказываются не фактические поступки людей, а нравственные законы[832], условием которых, по Канту, выступает свобода.

Понятие свободы как единственная из всех идей нашего разума, возможность которой мы знаем a priori, является для «прусского мудреца» ключом к основоположениям практического разума, ибо свобода является обязательным условием для существования морального закона, хотя постичь это мы не можем. Свобода и моральный закон доказывают друг друга. Для нас первичен моральный закон, свобода же первична сама по себе.

Моральный же закон имеет в своей основе мысль о долге, которая должна стать высшим принципом всякой моральности в человеке. Итак, свобода и долг — вот действительное основание морального закона. Свобода и долг отнюдь не антиномичны, а предполагают и дополняют друг друга. Связь их становится очевидной, если иметь в виду, что свобода предполагается Кантом как свойство воли всех разумных существ быть самой для себя законом. То есть в свободе заключен принцип автономии воли. Этим утверждением Кант фактически «переворачивает с головы на ноги» существовавшую до него этику, которая, как правило, выводила нравственные законы из свободы воли. Иными словами, она пыталась обосновать «я должен» посредством «я могу», исходила из максимы: Цолженствование предполагает возможность. Кант же идет обратным путем. Его метафизика нравственности исходит из противоположной установки: Возможность предполагает долженствование. Тем самым для) его этики решающее значение имеет практическое правило: ты можешь, потому что ты должен.

Положение о том, что воля есть во всех поступках сама для себя закон, по словам Канта, означает «лишь принцип поступать только согласно такой максиме, которая может иметь предметом саму себя также в качестве всеобщего закона»[833].

- Долг же «есть необходимость [совершения] поступка из уважения к закону»[834]. Эта формула значит, что человеку необходимо поступать так, а не иначе, что ему не только нельзя отказаться от этой необходимости, но и следует подчиняться ей. Данная необходимость, состоящая в приказе «Ты должен поступать так, а не иначе!» опосредуется категорией уважение, которое, хотя и есть чувство, но чувство, как это не парадоксально звучит, рациональное, ибо оно непосредственно связано с разумом и диктуется им.

' Таким образом, ступень нравственности, на которой стоит человек, равно как и ценность его поступков, определяется не достижением определенной прагматической цели, а уважением к моральному закону. Поступки ценны сами по себе, они должны совершаться из уважения к закону, из чувства долга. Иными словами, поступок из чувства долга имеет свою моральную ценность не в той цели, которая может быть посредством него достигнута, а в том моральном законе, согласно которому решено было его совершить. В чувстве долга Кант видит не только основной моральный, но и жизненный мотив. «Человек, — подчеркивает философ, — живет лишь из чувства долга, а не потому, что находит какое-то удовольствие в жизни»[835].

Из выше сказанного очевидна связь между чувством долга и моральным законом. Она конкретизируется Кантом в понятии совесть, которая не есть нечто приобретаемое, ее, по мнению философа, каждый человек как нравственное существо имеет в себе изначально. Совесть определяется им как «практический разум, напоминающий человеку в каждом случае [применения] закона о его долге оправдать или осудить»[836]. (64, 442). Понимаемая таким образом, совесть не может вменяться как долг. Когда говорят, что у человека нет совести, то этим хотят сказать, что он не склонен обращать внимания на суждение ее. Долгом в данном случае будет лишь необходимость культивировать свою совесть, внимательнее прислушиваться к «голосу внутреннего судьи». А потому, как пишет Кант, «сознание внутреннего судилища в человеке… есть совесть»[837].

Каждый человек всегда ощущает в себе этого внутреннего судью, который наблюдает за ним, грозит ему, следует за ним как его тень. Стало быть, совесть — это своеобразная сила в человеке, стоящая на страже нравственных законов в нем. Если далее продолжать эту аналогию с судом, то можно сказать, что то дело, которое ведет совесть, есть дело человека, которое он ведет против самого себя. Но обвиняемый своей совестью и судья — не одно и то же лицо, ибо, по Канту, совесть человека мыслит судьей его поступков не себя, а другое идеальное лицо, каковым на самом деле оказывается Бог как уполномоченный судья совести. Следовательно, совесть мыслится философом как принцип ответственности перед Богом за свои поступки.