9.1.1. Критика Фихте кантовской философии

Как уже отмечалось, главным итогом развития кантовской теоретической философии было онтологическое разделение, разграничение мира явлений и мира вещей в себе, преодоление которого собственно и стало основной интенцией послекантовской философии. Так называемые «ученики» и «последователи» Канта, которых философская традиция обычно относит к немецкой классической философии, И. Фихте, Фр. Шеллинг, Г. Гегель как раз и поставили своей главной целью преодолеть проложенную Кантом пропасть между миром явлений и миром вещей в себе, иными словами, между бытием мира и бытием мышления. Первый шаг в этом направлении был предпринят Иоганном Готлибом Фихте (1762-1814). Он считал себя непосредственным учеником Канта, несмотря на то, что «прусский мудрец» публично неоднократно открещивался от своего так называемого «ученика», отмежевывался от его наукоучения, которое он считал «совершенно несостоятельной системой. Ибо чистое наукоучение представляет собой только логику, которая со своими принципами не достигает материального момента познания и как чистая логика отвлекается от его содержания»[850]. Более того, Фихте претендовал на статус единственно верного истолкователя и единственно достойного престолонаследника кантовской критической философии[851], которая, по его словам, осталась навсегда для всех «закрытой книгой» и «непонятой». Он полагал, что предлагаемое им наукоучение «находится в полном согласии с учением Канта и есть не что иное, как правильно понятое учение Канта»[852]. Фихте очень высоко ценил своего учителя, прежде всего за его идею трансцендентального построения философии. Он был твердо убежден в том, что только трансцендентальная философия, как она задумана Кантом, может стать наукой в строгом смысле этого слова. Как и великий кёнигсбергец, Фихте считал, что только при таком условии философия выполнит свое назначение, сможет достигнуть положения очевидной науки, то есть станет фундаментом, на котором будет строить свое здание наука в целом.

Но несмотря на столь высокую оценку философии своего «учителя», Фихте тем не менее полагал, что автору знаменитых «Критик» удалось «создать лишь пропедевтику трансцендентальной философии, а не систему этой философии»[853], наметить истину, но он не изложил и не доказал ее. Но что важнее всего ему, по словам Фихте, «совершенно не удалось… в корне преобразовать образ мысли его века о философии и вместе с нею о всех науках»[854]. С этой целью йенский философ намерен полностью искоренить и переработать образ мыслей и философский понятийный аппарат Канта. По его мнению, большинство толкователей этой великой философской системы, в частности Рейнгольд Карл Леонард, Якоби Фридрих Генрих, Шульц Иоганн Генрих глубоко заблуждались, ибо они догматически ее истолковали, особенно в части понимания «вещи в себе». Обнаруженные этими толкователями в кантовской философии мнимые недостатки и противоречия, главное из которых они связывали с тем, что Кант якобы не до конца, непоследовательно провел основной принцип своей философии — принцип трансцендентализма, могут быть легко устранены, если знаменитую «вещь в себе» толковать не догматически, а критически, т. е. трансцендентально, тем более, что именно в таком духе, и на это упорно настаивает Фихте, понимал «вещь в себе» сам Кант. Если осуществить именно в этом направлении ревизию толкования кантовской критической философии, то не трудно будет усмотреть в ней единый системообразующий, методический принцип, каковым оказывается трансцендентализм. И все свои усилия по «исправлению» Канта Фихте направил как раз в эту сторону. В частности, он пытается показать, что «вещь в себе» у Канта есть исключительно продукт нашей способности представления, возникает в нас только благодаря нашему сознанию, «возникает… только через наше мышление; однако не через наше свободное, но необходимое под предположением яйности мышление — поэтому находится налицо лишь для нашего мышления… Итак, что такое предмет? Нечто, присоединенное рассудком к явлению, только мысль — Предмет аффицирует; нечто, что только мыслится, аффицирует»[855]. Стало быть, по Фихте, кантовская «вещь в себе» — это чистая мысль, она только мыслится. И всякое познание, продолжает свою мысль Фихте, исходит из возбуждения, но не из возбуждения через предмет. И в этом немецкий мыслитель усматривает сходство предлагаемого им наукоучения с мнением великого Канта. 8 Таким образом, вопреки традиционной трактовке «вещи в себе» как нечто существующего само по себе и выступающего в качестве источника; ощущений, т. е. аффинирующего чувственность, Фихте обнаруживает этот * источник в самом мышлении, в самом субъекте. Этим он фактически за-

   > мыкает свою философию на субъекте, правда, на субъекте не как таковом, ^ а на его сознании. Философия как раз и должна выяснить основание соз- ! нания, его сущность и на этом строиться как наука в строгом смысле этого слова. Стало быть, ее объект находится вне всякого опыта. Философия j должна строиться как наука о сознании, быть теорией науки о сознании,

; «наукоучением», наукой о науке вообще. Он возлагает на свое наукоучение | большие надежды, а именно: оно должно «пробудить от догматического

   > сна» науку в целом, устранить ее блуждания, поставить непреодолимый I заслон выходу за пределы разума, всякому суеверию и вскрыть самую суть знанш. Смысл и суть своего наукоучения, свою великую заслугу перед I философией Фихте как раз и видел в том, что ему впервые удалось, следуя! за Кантом, отвлечь философию вместе с сознанием от внешних предметов [и обратить ее на нас самих. И это был по сути революционный шаг с це- ! лью вывести весь мир из субъективной деятельности Я как единственного

непосредственно полагаемого. Этим Фихте снискал себе славу философа, постигшего идею полностью априорной науки и замыслившего построить абсолютную, беспредпосылочную философию.