Современная философская ситуация

Прежде чем перейти к реконструкции и анализу содержания основных философских традиций мне представляется необходимым обрисовать хотя бы в общих чертах сложившуюся в современной культуре философскую ситуацию, что позволит на фоне весьма противоречивой и в известном смысле драматичной эпохи «высветить» как-то контуры философской картины.

Современная философская ситуация определяется во многом общей социокультурной ситуацией, которая, в свою очередь, выражается в факте кризиса нашей техногенной (технократической) цивилизации. Последняя нарушила существовавший до сих пор в истории человечества баланс человека и природы. Став господином над природой, человек со временем сам стал жертвой своего детища — бурного развития науки и техники. Современное производство, породившее новый тип цивилизации — индустриальное общество, — привело к господству безличных технологических структур над живой человеческой деятельностью: человек превращается в придаток технологического производства, становится «одномерным человеком» (Г. Маркузе). Человеческая жизнь механизируется, человек как бы растворяется в технологическом производстве, превращаясь из цели в средство: не техника для человека, а человек для техники. Современный уровень развития техники достиг того предела, когда возникла прямая угроза выхода ее из-под контроля человека. Власть техники над человеком вызвала к жизни чувство бессилия, страха перед техногенным миром, безысходности, обреченности, ничтожности человека, [«человек как былинка в космосе» (Б. Паскаль)], конечности его бытия, отчаяния. Тем"самым XX век — век модерна и постмодерна востребовал идеи постмодернистских мыслителей[1116] XVII (Б. Паскаля) и XIX вв. (С. Кьеркегора, А. Шопенгауэра и Ф. Ницше). Чувство обреченности западной цивилизации становится особенно острым в период сильнейших потрясений. Одним из первых это настроение выразил в XX столетии О. Шпенглер в своей знаменитой книге «Закат Европы».

Однако нахлынувшая в начале XX столетия первая волна «кризисного сознания» не смела окончательно на своем пути порожденный классической (наукократической) культурой сциентизм, который еще и сегодня, в начале нового третьего тысячелетия, остается одной из ведущих традиций философского мышления. Именно противостояние сциентизма, вызванного к жизни развитием науки и техники, и антисциентизма, явившегося продуктом кризиса техногенной цивилизации и научного разума, стало основной антитезой современного философствования, тем основным стержнем, вокруг которого оно сфокусировано.

Эта антитеза сциентизма и антисциентизма просматривается не только со стороны проблемного поля философствования, но и в противостоянии методологии анализа, предлагаемой сциентизмом, и методологии интуитивизма, которой следуют представители различных школ и направлений антисциентистской философской традиции. Если первая в целом следует в русле классической методологии и по существу отстаивает власть Разума (в этом смысле ее можно именовать методологией «рациократии»), то вторая, напротив, переходит от установки на рациональное понимание бытия к установке на волевое отношение к нему, когда на место добросовестного аналитического изыскания встает конструирующее творящее воображение, которое ориентирует философию на построение мифологем. Тем самым антисциентистская (куль-турфилософская) традиция оказывается во власти мифа, а сама вся современная культура — эпохой «власти мифа» (Фр. Ницше), мифократией[1117].

Однако это методологическое различие отнюдь не является абсолютным. Определенное методологическое сходство между сциентизмом и антисциентизмом обнаруживается в плане решения ими фундаментальной методологической проблемы, проходящей красной нитью через всю историю философии, — проблемы поиска конечных оснований, проблемы конечного обоснования. В ее контексте в современном методологическом сознании можно выделить две основные традиции: фундаменталистскую, ориентированную на поиски конечных (абсолютных) оснований и представленную, например, с одной стороны, сциентистами-позитивистами разного толка, а с другой — антисциентистом 3. Фрейдом, и антифундаменталистскую (критицистскую), отвергающую принципиально возможность существования такого рода оснований и отстаиваемую, с одной стороны, антисциентистом Фр. Ницше, с другой — сциентистами Ч. Пирсом, К. Поппером.

Такая метаморфоза современного методологического сознания объясняется изменением общей культурной ситуации, и прежде всего ситуации в науке. Традиционная апелляция к научному разуму оказалась совершенно fc немыслимой в духовной атмосфере западной культуры XX столетия, развенчавшей многовековой культ разума. Оказалось, что человеческий разум слишком изменчив, погрешим, чтоб быть надежным фундаментом челове- н ческой культуры. В этих условиях формируется новый культурно-истори- ; ческий тип рациональности, который выходит за рамки научной рациональ- I ности. Отныне рациональность определяется не только фактором научности и логичности, что было характерно для классического типа рационально- [сти, но и факторами эстетичности, нравственности, психологичности, практичности, прагматичности, оценка которых осуществляется с позиций не только научного мышления, но и всевозможных форм, каковыми могут быть и миф, и интуиция, и религия и т. п. В целом существо современного культурно-исторического типа рациональности можно выразить знамени- , той триединой формулой Вл. Соловьева: Истина, Добро и Красота. Я бы добавил сюда еще и Радость.

Кризис современной культуры затронул не только* познавательные и I методологические основания процесса философствования, но и общую | нравственную и гуманистическую основу бытия человека. В условиях мо- ' дерна и постмодерна произошла «переоценка ценностей»: на смену традиционным христианским ценностям пришла мораль сильного человека, рабская (христианская) культура сменяется культурой воли. Устрашающую картину современного мира хорошо обрисовал в свое время Фр. Ницше: образование подменяется пустым знанием, скука заглушается наркотиками и острыми ощущениями. Но главным событием, повергшим западный мир в атмосферу пессимизма, нигилизма и упадничества, стал поставленный Ницше диагноз современной культуре: «Бог умер». Причина смерти Бога — христианство. Именно оно разрушило всякую истину, поставив на ее место чистые фикции. А обнаруживаемая сегодня фиктивность христианского мира с необходимостью ведет к Ничто, ввергает человека в пустоту¹².

Включенный в новую культурную парадигму постмодернистский человек потерял свою личностную основу, бывшую определяющей в структуре классического человека, стал фрагментарным, нетождественным самому себе. Таким же фрагментарным оказался и мир постмодернистского человека: плюралистическим, совершенно несводимым ни к какому объединяющему началу, неупорядоченным, эклектичным, поливалентным, динамичным. Однако этот динамизм в основном носит деструктивный характер.

В метафизическом плане такое миропонимание нашло свое выражение прежде всего в открытости, терпимости современной философии, в отказе ее от претензий на доминирующее положение, в тенденции к взаимопониманию, сотрудничеству, к интеграции различных, порой даже противоположных по содержанию и способу философствования систем. Так, логическим итогом развития западногерманским философом X. Шпиннером философии немецкого критического рационализма явился своеобразный симбиоз критицизма попперианского толка с философией Франкфуртской школы хабермасовского типа, или синтез классического прагматизма с философией критического рационализма в рамках усиленно разрабатываемой в наши дни прагматичной {близкой к практике) философии {Pragmatische Philosophic) [X. Ленк, К. Гримм.]

Вот, в основном, те моменты, которые определяют современную ситуацию в западной философии. Разумеется, данный обзор не претендует на исчерпывающее изложение состояния современного философского знания. Дать более или менее полную картину ведущих традиций и тенденций западной философской мысли — это задача не простая. Дело не только в том, что существует множество различных тенденций и традиций, предлагающих неодинаковые решения проблем. Часто сами эти проблемы и способы их решения оказываются столь различными, что, кажется, не допускают единой оценки.

В самом деле, что общего, например, между позитивистской традицией, апеллирующей к науке и научной методологии, и религиозно-философской, с порога их отвергающей? Какой скобкой можно объединить, например, неотомизм, истоки которого восходят к средневековому способу философствования, и экзистенциализм, порожденный социокультурной ситуацией первых десятилетий XX века? А между тем наличие общего момента очевидно. Оно определяется уже тем фактом, что эти традиции существуют в контексте современной социокультурной жизни, задающей ориентиры и парадигмы современного философствования.

После такого предварительного и затянувшегося замечания, можно переходить к содержательному рассмотрению того, как конкретно реализуются обрисованные выше штрихи современной философии в ее отдельных, наиболее влиятельных традициях. Начнем со сциентистской традиции, исторически и логически предшествующей всем остальным.