Структурализм и постструктурализм

В XX в. в интеллектуальной жизни Запада возникает и развивается структуралистское движение, центром которого становится Франция. Главным для структурализма является вопрос о возможности социально-гуманитарного познания как строгой науки. Структуралистское движение объединяет целый ряд концепций в социо-гуманитарных науках (этнологии, психологии, языкознании, литературоведении и т. д.), основанных на рассмотрении объекта в качестве структуры. Поскольку структурализм имеет отношение ко всему социально-гуманитарному познанию и не является в строгом смысле философским течением, целесообразно говорить лишь о наличии в рамках структуралистского движения философской проблематики и соответственно о ее решении методами структурного анализа.

Центральной категорией структурализма является понятие структуры, которое в различных структуралистских концепциях определяется по-разному. Чаще всего под структурой понимается совокупность скрытых отношений между элементами целого, которая сохраняет свою устойчивость, инвариантность (от. фр. invariant – неизменяющийся) при внутренних и внешних преобразованиях и изменениях системы. Устойчивые отношения выявляются структуралистами в языке, литературе, традициях, общественных отношениях и т. д. С их точки зрения, такие отношения невозможно обнаружить в процессе непосредственного наблюдения, необходимы специальные научные исследования, что по существу и является основной задачей социально-гуманитарного познания. Процесс формирования структурализма как целостного явления охватывает достаточно продолжительный период, в котором условно можно выделить несколько этапов.

Первый период (20-50-е гг. XX в.) характеризуется становлением структурного метода, разработка которого началась в лингвистике и была связана с исследованиями известного швейцарского ученого Фердинанда де Соссюра (1857–1913). В основу структурного метода были положены следующие принципы:

1) принцип имманентности, согласно которому язык существует независимо от внешних факторов и является самодостаточной системой, имеющей собственную внутреннюю организацию;

2) принцип доминации синхронии над диахронией, ориентирующий на исследование языка в статике, поскольку, по мнению структуралистов, именно синхронное измерение позволяет проникнуть в сущность языка. В соответствии с этим принципом структуралисты выделяют в языке два уровня: метаязык (язык как устойчивая знаковая система, существующая автономно от субъекта) и речь (эмпирическое проявление языка в речевой деятельности конкретных индивидов);

3) принцип релятивизма, на основе которого первоначально была выстроена реляционная теория смысла. Согласно ей, всю смысловую полноту слова, входящего в язык как систему, можно обнаружить не методом изучения его истории, а через выявление его отношений с другими словами и определение его места в языковой системе. Структурализм делает акцент на реляционных (системоприобретенных) отношениях, которые действительно существуют в знаковых системах. Например, запрет движения могут обозначать различные знаки: красный сигнал светофора, жест регулировщика, дорожный знак. Смысл этих знаков – запрет движения – зависит не от их качественных характеристик, не от материала, из которого они сделаны, а от их местонахождения в знаковой системе;

4) принцип бинаризма, или бинарной оппозиции, согласно которому лингвистический знак (слово) «означивается» (т. е. приобретает значение) только через соотношение со знаком, стоящим к нему в оппозиции. Так, слово «сладкий» приобретает смысл только через сопоставление со словом «горький». В рамках самого структурализма активно разрабатывались и использовались такие бинарные оппозиции, как язык/речь, синхрония/диахрония, означающее/означаемое, синтагма/парадигма и др.;

5) принцип плюрализма, постулирующий равноценность различных способов и взаимоотношений элементов, включая равноценность различных концепций и интерпретаций.

На основе перечисленных выше принципов первоначально сформировалась структурная лингвистика, которая внесла существенный вклад в исследование языка и положила начало формированию принципиально нового понимания данного явления. В отличие от своих предшественников структуралисты считают, что не мышление определяет язык, а язык определяет мышление. Они подчеркивают, что общество и культура возможны только благодаря языку: через него устанавливаются все формы общественной жизни и проводится граница между природой и культурой. Реальность для человека, по убеждению структуралистов, – это прежде всего языковая конструкция, поскольку человек открывает для себя мир только через язык, благодаря языку «мир всегда является уже написанным» (Р. Барт). Саму культуру и ее проявления, считают они, следует трактовать как самостоятельные знаковые системы, которые не только интерпретируются с помощью языка, но и подчиняются правилам семиотических (знаковых) систем. Что касается общественного и индивидуального бытия, их также можно рассматривать как явления, обнаруженные и зафиксированные с помощью языковых средств. «Все есть язык» – такова исследовательская установка структурализма.

Для структурализма язык – не столько объект исследования, сколько методологический инструментарий-, через анализ структуры языка и по аналогии с ней можно рассматривать любое общественное или культурное явление. Поскольку язык служит средством для понимания и объяснения социальных и культурных процессов, лингвистическая проекция на различные отрасли гуманитарного знания, утверждают структуралисты, не только возможна, но и необходима. Таким образом, наряду с неопозитивизмом и герменевтикой структурализм совершает лингвистический поворот в философии.

Второй период развития структурализма охватывает 50-60-е гг. XX в. и характеризуется распространением структурного метода и отдельных идей структурной лингвистики на другие отрасли социально-гуманитарного познания. При обосновании правомерности такого распространения возникает необходимость рассмотрения следующих философских проблем: что представляет собой познавательный процесс; что обусловливает его объективность и общезначимость; может ли социально-гуманитарное знание претендовать на статус научного; какая роль в познавательном процессе отводится субъекту; какова сущность последнего и др. Став объектом философского осмысления, структурный метод постепенно превращается в философскую систему, порождает определенное философское мировоззрение.

Данный период развития структурализма связан с работами таких мыслителей, как Клод Леви-Строс (1908–2009), Мишель Фуко (1926–1984), Жак Лакан (1901–1981), Ролан Барт (1915–1980) и др. К структуралистскому движению имеют также отношение писатели и критики, сгруппировавшиеся вокруг французского журнала «Тель Кель» (от фр. Tel Quel – такой, какой есть).

Анализируя социально-гуманитарное знание, структуралисты подчеркивают, что о его научности можно говорить только в том случае, если: 1) оно будет иметь формализованный вид, вид теоретических моделей логико-математического типа; 2) соответствовать критерию строгости и доказательности; 3) в его содержании будут присутствовать абстрактные структуры, обеспечивающие его объективность и общезначимость. Перечисленные выше требования, предьявленные к социальному и гуманитарному знанию, лежат в основе сциентистской программы гуманитарных исследований, разработанной структурализмом. В этой программе, с одной стороны, отражено движение гуманитарных наук с эмпирического уровня познания на теоретический, с другой – обоснована возможность применения компьютерной техники при исследовании социальногуманитарной проблематики. Не случайно структурализм широко использует методы формализации и математизации при построении теоретических моделей исследуемых объектов.

В рамках структуралистской программы гуманитарных исследований особую актуальность приобретает следующий гносеологический вопрос: возможна ли в принципе объективность в социальногуманитарном познании? За ответом на него структуралисты обращаются к кантовской философии. Именно Кант впервые сформулировал эту проблему относительно теоретического естествознания. С точки зрения Канта, объективность знаний обусловлена транс-цендентальностью, т. е. наличием формальных, априорных (существующих до опыта) предпосылок познания. Трансцендентальность у Канта – это универсальные механизмы познавательной деятельности, присущие самому сознанию. По мнению структуралистов, трансцендентальность находится за пределами сознания, а точнее, – в языке, поскольку именно язык, на основе которого, осуществляется социально-гуманитарное познание, содержит в себе метаязык (априорные формы) – объективные структуры упорядочения информации, не осознаваемые субъектом. Эти структуры являются всеобщими законами, управляющими мышлением и жизнью разума в целом. Именно они определяют наше видение мира, обеспечивают объективность гуманитарного знания и позволяют его формализовать. Таким образом, структурализм предлагает свой, особый, вариант априоризма, который выводит априорные формы познания за рамки познающего субъекта.

В своей теории познания И. Кант не сводил трансцендентальность к автоматическому функционированию универсальных, общезначимых механизмов познания. Он считал, что трансцендентальность предполагает познавательную и эстетическую активность субъекта, который на основе априорных форм конструирует предмет познания, предмет науки и искусства. С точки зрения структуралистов, такое понимание априоризма должно быть пересмотрено в виду того, что всякую субъективность (творческую активность субъекта) следует исключить. В противном случае, считают они, становятся невозможными рационализация и формализация гуманитарного знания, а также выявление объективных форм, в которых осуществляется познавательный процесс.

Согласно структурализму, у человека нет независимой и суверенной деятельности его «Я», поскольку связь его сознания с миром опосредована механизмом функционирования знаковых систем. Развитие идей, по их убеждению, – это не результат активности человеческого разума или творческих проявлений духовной сферы в целом. Причины этого следует искать в объективных структурах, укорененных в знаковых системах. В контексте структуралистских рассуждений субъект познания – это всего лишь точка пересечения различных языков (различных знаковых систем: искусства, религии, моды и т. д.), «сложная функция речи» (М. Фуко), а речевая практика – не субъективно-творческая деятельность, а процесс проявления объективных структур языка: через человека язык проговаривает сам себя.

Вывод структурализма об отсутствии у разума творческого начала направлен против классического европейского рационализма с его идеалами независимости, автономности разума и уверенностью в том, что благодаря сознанию человек обнаруживает свое собственное бытие. «Мыслю, следовательно, существую», – провозглашал основоположник новоевропейского рационализма Р. Декарт. «Мыслю и обнаруживаю свое бытие только благодаря наличию объективных структур знаковых систем» – такова логика рассуждения структуралистов. Устанавливая приоритет языка над субъектом (в силу наличия в языке объективных структур), структурализм фактически исключает из познавательного процесса не только субъективность, но и субъект, вводя в философию принцип бессубъектности. За осуществленное «убийство субъекта» структурализм получил название «неокантианство без трансцендентального субъекта», это название дал ему французский философ П. Рикёр. Из процесса познания структурализм устраняет не только субъект, но и объект, заменяя его языковой конструкцией.

Если культурные, познавательные и общественные процессы обусловлены структурами знаковых систем, то где находятся механизмы функционирования последних? Структуралисты считают, что их следует искать в сфере бессознательного. Они исходят из того, что на уровне сознания человек пользуется знаками, строит из них предложения, тексты и т. д., но правила, по которым он это делает, остаются неосознанными. Человек может даже не догадываться об их существовании. Это дает структуралистам основание для вывода, что структуры бессознательного – это и есть скрытые механизмы функционирования знаковых систем. Структуры бессознатель-ного одновременно являются и структурами интеллекта. Играя роль априорных форм, именно они обусловливают объективность познания. Закономерности, которым бессознательно подчиняется человек, являются глубинными пластами культуры, которые сами структуралисты называют по-разному: «эпистема» или «дискурсивная формация» (М. Фуко), «ментальные структуры» (К. Леви-Строс).

К проблемам культуры структурализм проявляет особый интерес. Так, К. Леви-Строс не только рассматривает ее как знаковую систему, но и, следуя принципам плюрализма и релятивизма, считает, что существует множество культур, которые являются самобытными и равноценными, поскольку нет критерия их соизмеримости. Отсутствие такого критерия, подчеркивает он, не позволяет установить степень их значимости и определить, какая культура лучше. Чтобы сохранить свою самобытность, культура должна ограничивать свои контакты и быть «непроницаемой». В то же время Леви-Строс не отказывается и от идеи универсализма: он считает, что любая культура содержит в себе цели, одинаковые для всех людей, а это свидетельствует о смысловом единстве человеческого сознания.

Рассматривая человеческую историю, структуралисты заменяют принцип историзма, базирующийся на признании общих исторических закономерностей, принципом историчности, отрицающим универсальность исторического процесса и наличие в нем причинно-следственных связей. М. Фуко, предложивший этот принцип, подчеркивает, что история – это «радикальная прерывность», где каждая эпоха отделена как от предшествующей, так и от последующей.

В качестве конкретно-научного метода гуманитарного познания структурализм внес заметный вклад в исследование жизни и обычаев первобытных племен, мифологии, фольклористики, языка, религии и других явлений культуры. Но его идеи всегда вызывали и продолжают вызывать острые дискуссии. Его влияние прослеживается в концепциях представителей франкфуртской школы, в современной герменевтике, различных вариантах позитивизма и т. д.

Структурализм не остался в пределах социально-гуманитарных наук, он получил идеологическую интерпретацию, которая по содержанию существенным образом отличается от концепций его основных представителей. В результате идеологизации структурализма сформировался специфический тип мировоззрения, своеобразная «структуралистская идеология», основанная на противопоставлении структуры человеку. В рамках такого противопоставления любая структура рассматривается в качестве антигуманного начала. Поскольку глубинные, скрытые механизмы и отношения регулируют не только культуру, но и социальную жизнь в целом, приверженцы структурализма считают, что через структуры наше сознание пронизывается властью.

Внутренняя логика развития структурализма, а также попытка его представителей изнутри осмыслить свой метод, выявила ряд проблем, которые невозможно было решить, оставаясь в пределах статичных структур. К числу таких проблем относятся: проблема происхождения и динамики самих структур, соотношение структурного и неструктурного (маргинального) и т. д.

Третий период существования структурализма (вторая половина 60-х гг. XX в.) демонстрирует попытку решения названных выше проблем. Характерным для него становится анализ социально-культурного и политического контекста, в котором существует структура. В этот же период начался переход от «классического» структурализма к постструктурализму, который попытался осуществить синтез структурного метода, философских идей структурализма и структуралистской идеологии.

В качестве самостоятельного явления в философии и гуманитарном знании постструктурализм сформировался в 70-80-е гг. во Франции и частично в США. Его главными представителями являются: Жак Деррида (1930–2004), Жиль Делёз (1926–1995), Жан Бодрийар (1929 2007), Жан-Франсуа Лиотар (1924 1998), Феликс Гваттари (1930–1993) и др.

Постструктурализм не имеет организационного единства и общей программы, однако у него есть специфическое проблемное поле и свой подход к решению выбранных им проблем, что позволило ему в 80 е гг. XX в. приобрести концептуальную самостоятельность. В то же время постструктурализм стоит у истоков философского постмодернизма, что делает крайне затруднительным проведение между ними четкого разграничения (демаркационной линии). В этой связи имеет смысл включить в анализ постструктуралистской концепции только те проблемы, которые прямо или опосредованно связывают ее с «классическим» структурализмом.

В отличие от структурализма, который стремился вывести субъект за пределы социально-гуманитарного познания, постструктурализм настаивает на возврате субъекта в познавательный процесс. Для представителей постструктурализма субъект – это не абстрактный носитель познавательной способности или априорных форм, не персонифицированный разум или точка пересечения знаковых систем, это определенный тип личности: ребенок, художник, шизофреник и т. д.

Согласно структурализму, между идеями и высказываниями существует логическая связь, поэтому они последовательно сменяют друг друга, а процесс мышления является линейным. Однако уже М. Фуко в своей работе «Слова и вещи» (1966), обратил внимание на то, что подобное понимание мыслительной деятельности существенным образом упрощает ситуацию. Дело в том, что в культуре могут одновременно существовать различные объективные структуры организации мышления, которые, в свою очередь, порождают разные системы знания. Идея нелинейности мышления становится одной из главных в постструктурализме, а затем и в постмодернизме. Наиболее детально ее разработал Ж. Деррида. По его мнению, мышление не движется от мысли к мысли, от слова к слову на основе определенных правил, оно хаотично перескакивает с одного на другое. Мышление – это не процесс, подчиненный логике, а скорей всего процесс игры, где действуют не только правила, но и случайности.

Нелинейность мышления, отмечает он, не может быть адекватно выражена линейным письмом[312], когда знания выстраиваются в виде логической цепочки. Для выражения процесса мышления, согласно Дерриде, больше подходят текст или совокупность текстов. Все есть текст: человек постоянно пребывает в тексте и не может освободиться от него – такова исходная установка французского философа. По мнению Ж. Дерриды, в процессе создания текста, который лежит на поверхности, мы постоянно осуществляем процедуру «прививки» и «трансплантации» чужих текстов, созданных ранее. «… Я брожу, выдергивая то там, то здесь, – пишет он, – понравившиеся мне высказывания из книг, но не для того, чтобы их хранить, нет у меня никаких хранилищ, а чтобы перенести их в эту книгу, где они на самом деле будут моими не в большей мере, чем на своем исходном месте»[313]. Текст по сути своей анонимен, что свидетельствует о смерти его автора (Р. Барт).

Поскольку в мыслительном акте принимает участие бесконечное количество текстов, каждый текст попадает в различные системы связей, лишается устойчивого смысла, а структура, организующая мышление, становится неопределенной. В связи с этим одним из важнейших понятий сначала в постструктурализме, а затем и в постмодернизме становится понятие деконструкции, которое было предложено М. Хайдеггером, введено в научный оборот Ж. Лаканом, а обосновано Ж. Дерридой. Деконструкция- это процедура разборки, расслоения, разложения устоявшихся традиционных структур (лингвистических, социальных, культурных, политических и др.) и поиск новых способов связи составных частей с целью постижения того, как возможно целое. Деконструкция – это одновременно и деструкция, и реконструкция.

Постструктуралистов интересует не столько сама структура, сколько то, что позволяет ей выйти за собственные пределы, т. е. ее «изнанка». К «изнанке» они относят историю, динамику, случай, свободу, тело, тексты, в которых нет «бинарных оппозиций», отношения господства-подчинения и т. д. Важнейшим элементом «изнанки», с точки зрения постструктурализма, являются желания. От них зависят проявления индивидуальной и общественной жизни, в конечном счете именно они определяют все неструктурное в структуре. Для человека, утверждают постструктуралисты, реальность – это «бытие желаний», реализовать которые он стремится всеми силами. В отличие от структуралистов они уверены, что человек способен прорваться к реальности, хотя на этом пути его сдерживает «символическое» (структуры культуры), агрессивно относящееся к человеческим желаниям. По мнению постструктуралистов, подлинное бессознательное не может быть символическим, т. е. оно не может содержать в себе механизмы знаковых систем. Тем самым они оспаривают один из основных тезисов «классического» структурализма, согласно которому объективные структуры интеллекта, механизмы функционирования знаковых систем погружены в бессознательное.

Постструктуралисты считают, что реальность желания, как неструктурного явления, может быть выражена через другое неструктурное, например: в текстовой реальности (Ж. Деррида) или в политической (Ж. Делёз). Анализу политической реальности они уделяют особое внимание. С их точки зрения, властные отношения, понимаемые как отношения господства-подчинения и принуждения, существовали всегда. Эти отношения присутствуют везде, они первичны, субстанциональны. Любая власть имеет свое знаковосимволическое оформление, т. е. Дискурс Власти. Последний нельзя свести к политической терминологии, риторическим приемам, аргументации, политическим доктринам и т. д., посредством которых одно лицо осуществляет свою волю в деятельности других людей. По существу, вся культура содержит отношения господства-подчинения и является языком Власти. Власть вечна. Можно менять только формы ее проявления. Однако и сам язык обладает автономной властью, образуя Власть Дискурса. Дискурс (от лат. diskursus – рассуждение) – это не только процесс получения нового знания на основе последовательных и ясных рассуждений, это и процесс принуждения мышления к производству формально логических высказываний по определенным правилам. Любое произнесенное слово имеет власть не только над тем, кому оно адресовано, но и над самим говорящим.

Анализируя политическую сферу, постструктуралисты отмечают, что применительно к ней по-прежнему нет смысла говорить о субъекте как индивидуальном «Я». Речь должна идти только о коллективном «Мы», которое представляет собой группу единомышленников. Эта группа, считают они, бессильна противостоять власти. Но она и не ставит цель – захватить власть. Ее задача – обнаружить и описать очаги власти и ее стратегию. Такая позиция, согласно постструктуралистам, позволяет группе сохранить человеческое, хотя и утратить индивидуальное. Тем самым постструктурализм предлагает решение дилеммы человеческое-индивидуальное в пользу человеческого.

Субъект постструктуралистов в общественной жизни является «хитрым», он использует социально-политические структуры, манипулирует ими, хотя и продолжает оставаться под их влиянием. У структуралистов же субъект был всего лишь наивным, поскольку структуры манипулировали им.

Постструктуралистское понимание социально-политической реальности и места в ней человека, по существу, отражает шок индивидуального «Я» от столкновения с социальной действительностью, с анонимностью механизмов власти и принуждения, что делает бессмысленным и деятельность, и поиск объективности социального и гуманитарного познания. Но, с другой стороны, отмечают постструктуралисты, сознание современного человека настолько бесчувственно, что только шок способен его разбудить.

Основные идеи и тенденции, сложившиеся в рамках постструктурализма, во многом определили проблематику и направление развития такого явления в духовной жизни Запада, как постмодернизм.