Поиски новой социально-философской парадигмы

На развитие философской мысли Беларуси в 30-50-е гг. XIX в. серьезное воздействие начала оказывать смена социально-культурных ориентиров, вызванная присоединением к России. Хотя в духовной жизни общества еще велико было влияние польской культуры, все заметнее становилось притяжение православно-русского цивилизационного центра. Сложилась историческая ситуация реального взаимодействия трех славянских культур – белорусской, польской и русской. Видимо, этим объясняется довольно редкий в мировой практике случай одновременного использования одним народом трех литературных языков.

В политической жизни России того времени господствовал самодержавно-абсолютистский режим, а в экономике сохранялись феодально-крепостнические порядки. Государство жестко контролировало духовную жизнь общества, в том числе и философию. Весьма показателен запрет на преподавание философии, наложенный в 1850 г. министром народного просвещения Ширинским-Шихматовым и действовавший в течение десяти лет. В 1832 г. был закрыт Виленский университет, в 1838 г. – Медико-хирургическая академия, а в 1864 г. – Гори-Горецкий земледельческий институт. Подобные действия стали большим препятствием для развития профессиональной философии.

В этих условиях задачу выявления и анализа фундаментальных оснований бытия человека в мире берет на себя литература. Философская мысль пытается в художественной форме или в жанре публицистики обосновать модель оптимальных отношений между индивидом и обществом, наметить траекторию движения человечества в историческом времени, выявить истоки и мотивы социальных действий людей. В литературе популярными становятся сюжеты о прошлом и настоящем белорусского народа, делаются попытки предугадать его будущее. Знаковыми для этого времени оказываются такие произведения, как поэма «Пан Тадеуш» А. Мицкевича (1798–1855), «Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастических рассказах» Я. Борщевского (1794–1851), комедия «Пинская шляхта» В. Дунина-Марцинкевича (1808–1884).

Поиски новой социально-философской парадигмы происходили в ситуации критического переосмысления идей Просвещения. Особенно большой интерес проявляется к проблеме сущности западной цивилизации. Анализу подвергаются вопросы о месте и роли в ней человека, о характере социальной жизни людей, о значении разума в постижении и освоении мира. Этому способствовало широкое знакомство интеллектуальной элиты Беларуси с трудами крупнейших западных философов, социологов, экономистов, правоведов и историков. Переводятся «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» Канта, «Идеи к философской истории человечества» Гердера. Становятся известными также труды Гизо, Тьери, Вико, Монтескье, Тюрго, Кондорсе. Острая полемика по проблемам жизнеустройства общества разворачивается на страницах периодической печати. Белорусские мыслители стремятся не просто понять сущность социальных процессов и раскрыть особенности западного социального мира, но и проникнуть в духовный мир собственного народа, постичь его стремления и идеалы, показать, как складывается его историческая судьба. Белорусские философы понимают историю как своеобразное зеркало, в котором можно увидеть жизнь своего народа, а сравнительный анализ западной цивилизации и собственного жизнеустройства позволяет лучше понять место Беларуси в мировом историческом процессе и обнаружить специфические особенности национального характера, тот архетип культуры, который определяет отношение людей к самим себе и к внешнему миру.

Ведущими доминантами складывающейся парадигмы становятся две идеи – идея развития и идея культуры как особого социальноисторического феномена. Идея развития разрабатывалась преимущественно в абстрактно-теоретической форме и затрагивала в основном социальные процессы, тогда как идея культуры находила прежде всего художественно-образное воплощение.

Серьезное влияние на формирование представлений о развитии оказала общая ориентация европейской культуры на постоянное обновление фундаментальных оснований бытия цивилизации. Именно этим объясняется пристальное внимание белорусских исследователей к творчеству Гегеля, в трудах которого идея развития представлена наиболее полно и ярко. Поскольку стратегической целью философского анализа было постижение ретроспективы и открытие перспективы белорусского народа, вполне объясним преобладающий интерес к историософской концепции выдающегося немецкого мыслителя. В его творчестве привлекало стремление найти надындивидуальные, коренящиеся в духовной культуре регулятивы жизнедеятельности отдельных людей, стран и народов, универсальные принципы всемирной истории, определяющие движение человечества во времени. Высокую оценку в публикациях того времени получает крупномасштабное видение Гегелем истории, его мысль о наличии общих тенденций в эволюции различных человеческих сообществ, понимание мировой истории как социального процесса, характеризующегося все более глубоким осознанием людьми степени свободы своих действий.

Литератор и публицист А. Марцинковский обращает внимание на то место гегелевской теории, где говорится о наличии у каждого народа особого духа, позволяющего ему реализовывать себя как подлинного субъекта всемирной истории. Исследователь увидел здесь возможность применить методологию Гегеля для решения проблемы эволюции славянского мира. Весьма ценно выделение Марцинковским некоторых духовных феноменов, определяющих специфику истории славянских народов. Решающее значение он придает моральным и правовым нормам.

Далеко не все исследователи соглашались с абсолютизацией разума, свойственной философии Просвещения. Так, Г. Ржевусский справедливо утверждает, что духовность отнюдь не сводится к рассудочным действиям. Есть еще и внерациональные способы освоения действительности, например моральное сознание, волевая устремленность, интуитивное прозрение.

Ржевусский – сторонник органического понимания общества. Он против унификации истории, отразившейся в известном утверждении Гегеля: «История есть шествие Духа по земле». Всякое общество – целостное образование со своей индивидуальной судьбой, полагает Ржевусский. Особое значение в жизни каждого социального организма он придает интеллектуальной элите, вырабатывающей идеалы, принципы и нормы жизнедеятельности, хранящей обычаи и традиции, которые определяют лицо общества.

Ржевусский подчеркивает принципиальное отличие жизнедеятельности общества от функционирования природы. Специфику социальных процессов он видит в способности людей к самоопределению и самоосуществлению. Ржевусский показывает, что активность людей носит направленный характер, так как исторически сформированные и заданные определенной культурой идеалы, принципы и нормы становятся в процессе социализации внутренним достоянием действующих индивидов, позволяя им сформировать более-менее адекватное ситуации отношение к действительности.

Обоснованно критикуя ряд положений гегелевской философии, Ржевусский вместе с тем проходит мимо ее несомненных достоинств. В целом его взгляды можно квалифицировать как исторический консерватизм. Невозможно согласиться с жестким противопоставлением им свободы необходимости, целенаправленности действий людей – объективной обусловленности событий. Вызывает возражение и его объяснение классовой структуры общества как вечной формы социальной дифференциации.

Идея социального развития хорошо прослеживается в сочинениях религиозного философа Флориана Бохвица (1799–1856) «Форма моего мышления», «Мысли о воспитании человека» и др. Ф. Бохвиц разделяет идею общественного прогресса, выдвинутую просветителями. Вместе с тем он выступает против упрощенно натуралистического объяснения истории, свойственного многим деятелям той поры. Прогресс человечества, на его взгляд, есть прежде всего развитие духовности, возвышающей и обогащающей личность. Такая позиция делает вполне понятным его отрицательное отношение к атеизму просветителей. Бохвиц полагал, что прогресс на безрелигиозной основе превращается в чисто механический процесс, игнорирующий интимные стороны жизни личности.

Философ стремится к системному осмыслению процесса социальной эволюции. Ф. Бохвиц подчеркивает единство материального и духовного уровней бытия общества, единство обновления социальных структур и преемственности их форм и отношений. Раскрывая общие положения социальной философии, он подкрепляет их ссылками на исторический опыт, свидетельствующий о прогрессивных изменениях в развитии философских и научных идей, техники, социальной организации жизни, нравственных отношений.

Бохвиц отстаивает замечательное по глубине постижения социальной эволюции положение о решающем воздействии на прогресс общества двух видов человеческих действий – внешних, предметных, связанных с созданием все более совершенных орудий труда, и внутрисоциальных, связанных с усложнением межиндивидуальных отношений, взаимодействием различных коллективных субъектов, отношениями между отдельной личностью и различными социальными системами. Философ в общих чертах предвосхитил идею, по-настоящему осознанную лишь в конце XX в.: уровень развития техники должен коррелироваться с уровнем духовных средств регуляции внутрисоциальных отношений. Бохвиц склонялся к мнению, что устойчивость социального целого напрямую зависит от формы и характера организации общества. Развивая эту мысль, философ приходит к убеждению, что в истории доминирует восходящее развитие, однако допускает, что недостаточная зрелость социальных отношений может привести к отклонениям от магистральной линии прогресса.

Религиозный характер философии Бохвица предопределил телеологические воззрения этого мыслителя на исторический процесс: конечная цель развития общества – утверждение в отношениях между людьми высших ценностей, реальным воплощением которых признается Бог. Таким образом, эволюции общества придается провиденциальный характер с заранее известным финалом. Надо сказать, что впервые сформулированная Августином Блаженным провиденциальная идея обрела в новоевропейской культуре новый смысл. Ее питательной почвой стала вера в безграничные возможности научной рациональности и основанной на ней технической деятельности. Бохвицу также присущи иллюзии новоевропейского сознания относительно безусловно положительной значимости общественного прогресса, однонаправленности развития общества, подчинения социальных изменений жесткой закономерности, европоцентристское видение социальной динамики.

Проникновенная мысль писателей и поэтов 30-50-х гг. XIX в. открывает в культуре народа факторы, определяющие его жизненный путь, и делает их предметом специального анализа. Независимо от того, на каком языке создается произведение, художественной оценке подвергаются специфические особенности белорусской культуры. Данный феномен интересен уже сам по себе – ведь он напрямую затрагивает проблему культурной идентификации личности. Так, А. Мицкевич, который писал по-польски, относил себя к литвинам – это слово много веков служило самоназванием западных белорусов. «Литва! Моя отчизна!» – так в «Пане Тадеуше» выражает знаменитый поэт, уроженец Новогрудского края, ставшего в свое время культурным и политическим центром Великого княжества Литовского, свою преданность родной земле.

Литература 30-50-х гг. XIX в. выделяет несколько основополагающих факторов, формирующих культуру народа: история белорусов, их местопребывание, способ жизнедеятельности, прежде всего характер труда и отдыха, язык и, наконец, нормы морали. В историческом прошлом при этом обычно выделяются судьбоносные для белорусского народа моменты: возникновение Великого княжества Литовского, борьба с Тевтонским орденом, отражение шведского нашествия, строительство городов и храмов, верования людей и, что особенно важно, становление и формирование цивилизационных основ жизнеустройства: утверждение элементов государственности, организация экономики, регуляция бытовых отношений и т. п. Все это позволяло воссоздать в художественной форме глубинный смысл исторического пути народа.

В отличие от восторжествовавшей на Западе сугубо техногенной парадигмы прямолинейного прогресса в художественных произведениях белорусских авторов подчеркивается гуманистическая составляющая истории, ее тесная связь с отдельными человеческими судьбами, вследствие чего история приобретает противоречивый, неоднозначный, даже трагический характер. «О, моя дорогая земля, – констатирует В. Дунин-Марцинкевич в эпилоге повести «Люцинка, или Шведы на Литве», – разве мало еще ты познала горя от своих и чужих!».

Достаточно очевидно расхождение между двумя компонентами складывающейся парадигмы – идеей социального развития, которая разрабатывалась преимущественно в теоретико-публицистической форме, и идеей культурной составляющей общества, которая находила отражение в литературно-художественном творчестве. Писателям в какой-то степени удается преодолеть унифицирующий подход к историческому процессу, превалирующий в концепции развития, и показать, что всякое самостоятельное общество благодаря присущей ему культуре самобытно. Преимущество художественного способа осмысления белорусской действительности состояло в обращении к эмпирически данным реалиям жизни народа и их мировоззренческом синтезе. Белорусские литераторы сумели выделить целый ряд факторов культуры, придающих жизни смысл и направляющих действия людей, но при этом им не удалось подняться до достаточно высокого уровня обобщения, свойственного профессиональным философам.

Важной стороной становления и оформления специфических черт культуры народа в белорусской литературе является природная среда его обитания и деятельности. Она представляет собой набор уникальных естественных предпосылок жизненной активности, от которых во многом зависят тип природопользования, хозяйственный уклад, мироощущение и национальный характер. Активное взаимодействие с соседними народами, устойчивый климат с четко выраженной сменой времен года и циклическим повторением сезонных форм природно-хозяйственных отношений, наличие обширных лесных массивов, густая сеть рек и многочисленные озера в существенной мере повлияли на культуру белорусов, что выражается в таких типологических чертах, как способность к упорному труду, сочетание индивидуальных и коллективных форм деятельности, веротерпимость и благожелательность, но вместе с тем готовность к самопожертвованию в критические моменты истории, благоговейное отношение к природе, святость семейных отношений и пр.

Серьезные успехи были достигнуты литературой в художественно-мировоззренческом осмыслении отдельных универсалий культуры. Характерен пример Мицкевича, который широко вводит в свое творчество элементы фольклора, подвергая литературно-философской рефлексии допонятийные пласты культуры, которые содержатся в языке легенд, преданий, былин и мифов. Обычаи, привычки, обряды и мифы, превращаясь в художественные образы, делают прозрачными и ясными мотивы человеческих поступков. Таким образом удается постичь спонтанно возникшие и неявно представленные в фольклоре универсалии культуры, определяющие на подсознательном уровне строй жизни человеческих сообществ – нормы морали, воспроизводство ценностей, процесс социализации индивидов, отношение к труду, обеспечивающему нас жизненными благами, и досугу, восстанавливающему нашу физическую и психическую энергию.

Наряду с Мицкевичем фольклорные сюжеты включают в свои произведения Борщевский и Дунин-Марцинкевич, писавшие не только по-польски, но и по-белорусски и рассматривавшие язык как одну из основных характеристик культуры. Весьма показательно, что Мицкевич, который в силу исторических обстоятельств писал по-польски, вместе с тем высоко оценивал потенциал белорусского языка. Он отмечал: «…на белорусском языке… разговаривают около десяти миллионов человек; это самый богатый и самый чистый язык, который возник давно и превосходно разработан». Признавая язык важной отличительной чертой культуры любого народа, все перечисленные писатели, тем не менее, включали его в число внешних признаков национальной самобытности. Следует заметить, что мировая философия в то время еще только подходила к осмыслению проблемы системообразующей роли языка в культуре.

Белорусские литераторы отмечали исключительное значение традиций для формирования и сохранения национальной культуры. Особая роль отводилась прямой передаче опыта от старших поколений к младшим. Например, почтительное отношение детей к родителям рассматривалось как залог успешного освоения личностных знаний, умений и навыков, как необходимая предпосылка восприятия проверенных многими поколениями норм общения и способов совместной деятельности. В «Пане Тадеуше» утверждается, что это верный путь к процветанию народа. Вторым и весьма надежным каналом трансляции накопленного опыта признавалось просвещение. Отлаженная система образования перекидывает мостик через поколения, создает условия для непрерывности процесса духовного развития народа, позволяет осваивать достижения других народов. Таким образом, освоение традиций важно потому, что предполагает включение молодежи в систему культуры, формирование духовных предпосылок коллективных действий людей, нормативное обеспечение социального единства и пр.

В художественной литературе решительно осуждалось забвение выработанных многовековой практикой народа обычаев, жизненных принципов и социальных норм, ведущее к разрушению культуры и утрате личностью социальной идентичности. Отсюда и требование осторожного подхода к усвоению чужих обычаев и нравов.

Труд рассматривается белорусскими мыслителями как способ существования человека, служащий важнейшим фактором культурного освоения жизненного пространства, необходимым условием формирования личности. В «Пане Тадеуше» Мицкевича великолепно показано, как плоды труда превращаются в организованное жизненное пространство, где функционально выделяются жилая зона, производственная сфера и место отдыха.

Высокое значение писатели придают также героизму, направленному на сохранение народа в качестве самобытной культурноисторической общности. С большой художественной силой создает Дунин-Марцинкевич образ борца за независимость отчизны в стихотворной повести «Люцинка, или Шведы в Литве».

В художественных произведениях того времени просматривается мысль о том, что сложившиеся социальные отношения далеки от совершенства. Те, кто работает, не всегда и не в полном объеме могут пользоваться плодами своего труда, в стране царит произвол чиновников, возможности приобщения к важнейшим достижениям культуры определяются доходом и сословной принадлежностью. Дунин-Марцинкевич высказывает интересную мысль о том, что социальная дифференциация общества, разное положение в нем отдельных социальных групп, которым присущ свой образ жизни, обусловливают многослойность культуры. В частности, он говорит о народной культуре, носителем которой выступает крестьянство, и культуре дворянской, носитель которой – шляхта. Зримо обозначены им также национально-культурные различия между белорусами и поляками. Фактически речь идет об отдельных субкультурных образованиях.

Заветной мечтой писателя было найти такой способ взаимоотношений между людьми в обществе, который обеспечил бы благоденствие народа. Дунин-Марцинкевич полагал, что достичь этой цели можно путем гармонизации отношений между людьми в обществе. Дунин-Марцинкевич обращает внимание на одну примечательную особенность культуры. Ее суть во взаимном дополнении крестьянских и дворянских субкультурных особенностей. Первые определяют специфику культуры, а вторые задают уровень ее развития. Их единство обеспечивает культурную самобытность нации.

Писатель вплотную подходит к открытию внутрикультурной комплиментарности, которая стала предметом прямого научного исследования только во второй половине XX в. Сам Дунин-Марцинкевич разделял распространенные тогда иллюзии гармонизации общественных отношений посредством просветительской деятельности. Поэтому он придавал большое значение созданию эстетически привлекательного образа нравственно совершенного поведения. Из-под его пера вышла целая галерея замечательных литературных портретов шляхтича и крестьянина, умудренного опытом и достигшего общественного признания деятеля и начинающего свой жизненный путь молодого человека. Дуниным-Марцинкевичам созданы непревзойденные женские образы, полные обаяния, красоты, верности, наделенные великолепными качествами хранительниц домашнего очага. Это своего рода идеальные типы, призванные, по замыслу автора, служить эталонами поведения.

Конечно, просвещение играет немаловажную роль в нравственном совершенствовании людей, но, разумеется, дело этим не ограничивается. И сам Дунин-Марцинкевич, и его единомышленники, описывающие народные обычаи, обряды, привычки и верования, чувствовали, что данные феномены непосредственно и непроизвольно формируют образ жизни народа. А их действие в свою очередь опосредовано различными цивилизационными факторами, в частности характером материального производства, уровнем технического развития, формой политического правления и пр. Без учета интегрального действия всех этих факторов рассуждения о гармонизации общества принимают весьма общий и отвлеченный характер.

Поиски новой социально-философской парадигмы привели к разработке на белорусском материале идеи развития общества, к художественному осмыслению культурных предпосылок социальноисторического бытия людей. Уже сама подобная постановка вопросов была шагом к преодолению прежних взглядов на общество как на незыблемую модель коллективной жизни. Безусловный интерес представляет сравнительный анализ цивилизационных основ западного и белорусского обществ. Важно и выявление культурного содержания собственно белорусских мифов, обычаев, обрядов, привычек и верований. Исследователям удалось показать их мощное воздействие на формирование национального характера и весь уклад жизни народа. Несомненным достижением является и открытие внутренней неоднородности культуры, наличия в ней функционально различных слоев.

Однако исследование проблемы социальной эволюции и анализ культурных оснований жизнедеятельности общества велись обособленно друг от друга. В результате при разработке тех или иных проблем упускалась возможность продуктивного использования идей из смежной области. Между тем применение знаний о культурно-историческом бытии народа открывает большие перспективы для создания объемной и многомерной концепции социальной эволюции и, наоборот, общие принципы развития общества образуют хорошую методологическую базу для исследования культурного аспекта жизни народа.