Борьба с фракцией Виллиха – Шаппера

На чрезвычайном заседании Центрального комитета Союза коммунистов 15 сентября 1850 года Маркс подверг развернутой критике идейные и тактические установки фракции Виллиха – Шаппера. Он указал, что идейной основой авантюристических заскоков в политике является волюнтаризм, приписывание такому субъективному фактору, как воля, решающей роли в общественном развитии. У фракционеров эти субъективно-идеалистические представления сочетались с известной долей националистических предубеждений. «На место универсальных воззрений Манифеста ставится немецкое национальное воззрение, льстящее национальному чувству немецких ремесленников, – говорил Маркс. – Вместо материалистического воззрения Манифеста выдвигается идеалистическое. Вместо действительных отношений главным в революции изображается воля. В то время как мы говорим рабочим: Вам, может быть, придется пережить еще 15, 20, 50 лет гражданской войны для того, чтобы изменить существующие условия и чтобы сделать самих себя способными к господству, – им, вместо этого, говорят: Мы должны тотчас достигнуть власти, или же мы можем лечь спать»[923].

Глубоко порочным Маркс считал игнорирование реальных условий революционной борьбы, тенденцию искусственно форсировать события, перескочить через важнейшие этапы развития революции. Он называл пустой фразой разговоры о немедленном завоевании рабочим классом власти при отсутствии для этого объективных предпосылок. «Наша партия, – отвечал он фракционерам, – может прийти к власти лишь тогда, когда условия позволят проводить в жизнь ее взгляды»[924]. С этими словами перекликается высказанная Энгельсом в «Крестьянской войне в Германии» мысль о том, что при отсутствии объективных возможностей осуществить свою программу революционер, становящийся у кормила правления, обрекает себя на неизбежное поражение. «Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, – писал Энгельс, – является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство… Кто раз попал в это ложное положение, тот погиб безвозвратно»[925].

Считая необходимым идейно и организационно размежеваться с фракцией Виллиха – Шаппера, Маркс в то же время стремился предотвратить раскол Союза коммунистов. Он предложил такую форму разрыва с сектантами, при которой сохранилось бы единство организации, а сторонники фракции получили бы возможность под влиянием самой жизни пересмотреть свои взгляды и вернуться на пролетарские позиции. Расчеты эти имели свои основания, как об этом свидетельствует возвращение в круг союзников Маркса через несколько лет К. Шаппера, осознавшего свои заблуждения[926]. Маркс предложил передать полномочия Центрального комитета Кёльнскому окружному комитету, а в Лондоне образовать два отдельных округа: один – из сторонников большинства, другой – из приверженцев фракции; каждый должен был самостоятельно сноситься с кёльнским Центральным комитетом и подчиняться его решениям.

Однако фракционеры сорвали выполнение этого предложения, принятого большинством лондонского Центрального комитета. Они образовали свой собственный Центральный комитет, объявили Маркса, Энгельса и их сторонников исключенными из Союза, разослали эмиссаров на места с целью привлечь местные общины на сторону своей сепаратной организации. Отказ фракционеров подчиниться решениям образованного в Кёльне Центрального комитета побудил последний, в свою очередь, исключить их из рядов Союза коммунистов. Раскол Союза, происшедший по вине сектантской фракции, стал фактом. Раскольникам удалось временно добиться преобладающего влияния в лондонском Просветительном обществе немецких рабочих, что побудило Маркса, Энгельса и их сторонников заявить о своем выходе из него. За раскольниками пошли также малочисленные и слабо организованные общины во Франции и Швейцарии. Однако почти все организации Союза в Германии солидаризировались с Марксом и Энгельсом. В обращении кёльнского Центрального комитета от 1 декабря 1850 года, выпущенном в связи с расколом, отмечалось, что взгляды и действия фракционеров противоречат программе и уставу Союза коммунистов. В этом документе их примитивное представление о коммунизме, пренебрежительное отношение к теоретической работе, выпады против «литераторов» расценивались как возврат к грубо-уравнительским воззрениям, а сближение с непролетарскими эмигрантскими группировками – как свидетельство мелкобуржуазности[927]. В борьбу против сектантов и их союзников из лагеря мелкобуржуазной демократии вскоре включились и сторонники Маркса и Энгельса в Америке – И. Вейдемейер и А. Клусс.

После раскола Союза коммунистов сепаратная организация Виллиха – Шаппера все больше втягивалась в авантюристические затеи мелкобуржуазных эмигрантских кругов, принимая участие и во внутренних склоках между различными эмигрантскими группировками, в «войне мышей и лягушек», как эти дрязги с презрением называли Маркс и Энгельс, и все больше утрачивала пролетарский облик, растворяясь в мелкобуржуазной среде. Она способствовала распространению среди рабочих, последовавших за Виллихом, вредных иллюзий о близости новой революции, отвлекая их от повседневной революционной работы, раздувала среди них фальшивый авторитет мелкобуржуазных эмигрантских лидеров. Сектантство и авантюризм в рабочем движении вели к утрате классовой самостоятельности пролетарской организации, к превращению ее в придаток мелкобуржуазных течений. Таков был один из главных уроков борьбы пролетарских революционеров с фракцией Виллиха и Шаппера, а затем с созданным ими сепаратным объединением.

В этих условиях выступления Маркса и Энгельса против сектантства сделались составной частью их борьбы против мелкобуржуазных течений, враждебных революционному пролетариату, против влияния мелкобуржуазной идеологии на пролетариат. Основоположники марксизма считали необходимым разоблачать организаторов эмигрантских кампаний отнюдь не потому, что отрицали возможность в новых условиях политических соглашений с демократическими элементами мелкой буржуазии. Их непримиримая позиция была обусловлена тем, что действия демократических кругов эмиграции носили показной характер, служили выражением вульгарных идей и мещанских умонастроений, противоречили подлинным интересам революционной борьбы, сводились к «ультрареволюционному» фразерству, сбивали с толку неустойчивых, сектантски настроенных рабочих, превращая их в охвостье мелкобуржуазной эмиграции. К тому же клевета и инсинуации, которые вульгарные демократы, а также фракционеры распространяли в адрес пролетарских революционеров в Европе и США, требовали отпора.