С позиций «шестой державы»

Первым крупным европейским событием, потребовавшим уточнения тактики с учетом изменившейся после 1848 – 1849 годов обстановки, была Крымская война 1853 – 1856 годов. Причину ее возникновения Маркс и Энгельс видели в торговом и политическом соперничестве между западноевропейскими державами – Англией и Францией, с одной стороны, и царской Россией – с другой, на Балканах и Ближнем Востоке, в борьбе за захват ключевых позиций в этом регионе, в первую очередь Дарданелл и Босфора, за раздел владений одряхлевшей Османской империи, сотрясаемой национально-освободительной борьбой угнетенных ею народов.

Царскую Россию Маркс и Энгельс продолжали, как и в 1848 – 1849 годах, считать опасной для революционного движения агрессивной силой. Они отмечали, что хотя победы русской армии в войнах с Турцией объективно помогали угнетенным народам Балкан освобождаться от османского ига, царизм под маской покровителя единоверцев – греков и славян стремился утвердить на Балканском полуострове собственное владычество[1014]. Но и правящие классы буржуазно-аристократической Англии и бонапартистской Второй империи действовали не менее корыстно. Лицемерно выдавая себя за защитников целостности турецкого государства, они на деле вынашивали собственные планы захвата отпадавших от него территорий, навязывали Турции свой финансовый и политический контроль, бесцеремонно вмешивались в ее внутренние дела. Добиваясь ослабления России как соперника на Востоке и в Европе, правящие верхи англо-французского блока в то же время старались сохранить царское самодержавие в качестве оплота международной реакции.

Маркс и Энгельс подходили к решению восточного вопроса с позиций «шестой державы», как они называли будущую европейскую революцию, противопоставляя ее пяти тогдашним европейским «великим державам» – Австрии, Англии, Пруссии, России и Франции. Они считали, что вызванный политикой господствующих классов военный кризис может создать ситуацию, благоприятную для революционного развития, что европейский пролетариат и демократия заинтересованы в превращении ведущейся с обеих сторон в завоевательных целях Крымской войны в народную войну против царизма и фактически поддерживавших его международных реакционных сил. Если бы удалось изменить характер войны таким образом, то это неизбежно вызвало бы новый революционный подъем, означавший для английской аристократии «утрату ее правительственной монополии»[1015] и чреватый еще более грозными последствиями для бонапартистского режима. Европейский пролетариат смог бы тогда, отмечал Маркс в статье «Ближайшие перспективы во Франции и Англии», «занять положение, утраченное им в результате июньской битвы 1848 года во Франции»[1016]. В этом случае открылся бы подлинный путь к свободе и для народов, изнывавших под игом Османской империи. Разрушение в результате народной революции этого очага феодального варварства и создание на его обломках независимых национальных государств, считали Маркс и Энгельс, отвечали потребностям исторического прогресса.

В 1853 – 1856 годах в революционных расчетах Маркса и Энгельса появился новый, по сравнению с 1848 – 1849 годами, существенный момент: они стали допускать, что в борьбу с царизмом включатся прогрессивные силы в самой России. Энгельс 12 апреля 1853 года писал И. Вейдемейеру: «…дворянско-буржуазная революция в Петербурге с последующей гражданской войной внутри страны вполне возможна»[1017]. Основоположники марксизма предвидели вероятность распространения европейского революционного движения и на Россию. «Начиная с 1789 г., границы революции неизменно передвигаются все дальше, – отмечал Энгельс. – Ее последними рубежами были Варшава, Дебрецен, Бухарест; аванпостами ближайшей революции должны быть Петербург и Константинополь»[1018].

Исход Крымской войны не оправдал надежд Маркса и Энгельса, не приведя к существенным политическим и социальным сдвигам в Европе. Однако послевоенная обстановка в России подтвердила их прогноз о вероятном усилении внутреннего сопротивления царскому режиму. Война обострила кризис крепостничества, ускорила процесс созревания революционной ситуации, что побудило правящую верхушку стать на путь крестьянской и других реформ. Об этих последствиях войны Маркс писал во второй половине 50-х годов и позднее, в 1871 году, в наброске «Гражданской войны во Франции», подчеркивая, что поражение царской армии «в самой стране вскрыло гнилость ее социальной и политической системы, – пусть Россия защитой Севастополя даже спасла свою честь и ослепила иноземные государства своими дипломатическими триумфами в Париже…»[1019].

В 50-х годах Маркс выдвинул и обосновал один из тактических принципов пролетарского движения – о возможности совместных политических действий не только с представителями естественных союзников рабочего класса – крестьянства и радикальной мелкой буржуазии, но и с некоторыми группировками господствующего класса, находящимися в оппозиции к реакционной правящей верхушке. Особенно важны мысли Маркса об условиях, соблюдение которых было обязательным при проведении такой тактики. Совместные действия, считал он, не должны достигаться ценой каких-либо отступлений со стороны пролетарских революционеров от их идейных принципов и не должны сопровождаться отказом их от критики неприемлемых взглядов и действий своих временных попутчиков. В одном из своих писем в мае 1860 года Маркс указал, что люди различных партийных убеждений могут «совместно выступать против внешних врагов, не идя на какие-либо взаимные уступки»[1020]. Совместные действия с различными оппозиционными течениями, подчеркивал Маркс, должны идти на пользу рабочему классу, а не в ущерб его классовым интересам. «В политике ради известной цели можно заключать союз даже с самим чертом, – писал он, – нужно только быть уверенным, что ты приведешь чёрта, а не чёрт тебя»[1021].