Поворот Маркса к материализму и коммунизму

Начав критику действительности с обличения существующего политического строя, Маркс высказывает свое отношение и к философии. Он полемизирует прежде всего с философией государства и права правогегельянского толка, а также с религиозной догматикой, освящающей существующий государственный порядок. Вместе с тем он рассматривает философию как форму общественного сознания, подмечая особенности ее развития. В этом отношении важное значение имеют его статьи «Философский манифест исторической школы права» (апрель – начало августа 1842 г.), «Передовица в № 179 „K?lnische Zeitung“» и особенно работа «К критике гегелевской философии права», написанная после закрытия «Рейнской газеты» и ознаменовавшая собой значительный шаг вперед, сделанный Марксом на пути преодоления гегелевского идеализма.

В первой из названных статей Маркс разоблачает реакционную суть так называемой исторической школы права, возглавляемой Гуго, Савиньи и др. «Родословное дерево» этой школы, ее теоретические истоки составляют реакционный романтизм, спекулятивная, умозрительная философия, схоластическая догматика «немецкой учености». Маркс указывает, что в сочинениях представителей этой школы бессодержательность «антиисторических фантазий, неопределенных мечтаний и намеренных фикций»[146] имеет определенный смысл – отрицание наследия эпохи Просвещения – культа разума и исторического прогресса, призыв к возврату старых, отживших порядков.

Непосредственным поводом к написанию второй статьи послужило выступление реакционной «Кёльнской газеты» с передовицей, в которой говорилось о недопустимости как распространять через газету философию и религиозные идеи, так и вести против них полемику. Между тем автор передовицы, выступая на словах против религиозных идей, сам распространял религиозные взгляды. К тому же он упрекал государство «в слишком далеко идущей мягкости» цензуры и выступал, по существу, против свободы печати. Маркс последовательно разбивает аргументы автора статьи, вскрывает противоречивость его рассуждений, их реакционную направленность, показывает, что передовица «Кёльнской газеты» фактически берет под защиту религию.

Маркс подвергает критике взгляд на философию как на умозрительную систему, далекую от насущных социальных вопросов, от острых проблем общественной жизни. На самом деле философы, в том числе немецкие, – «продукт своего времени, своего народа, самые тонкие, драгоценные и невидимые соки которого концентрируются в философских идеях»[147]. Немецкая философия лишь по видимости витает над земным миром, в действительности же она связана с ним. Всякая подлинная философия есть «духовная квинтэссенция своего времени». Она с необходимостью вступает в соприкосновение и во взаимодействие с «действительным миром своего времени». Новая философия вступает в мир при «криках ее врагов», к числу которых Маркс относит в первую очередь религиозные идеи. Он отмечает, что вопросы религии для немецкой публики «стали вопросами дня»[148]. Следовательно, повседневная печать должна их освещать.

Что же касается права философов выступать на страницах газет по проблемам государства, то Маркс отметил, что «мирская мудрость, философия, имеет больше права интересоваться царством мира сего, государством, чем потусторонняя мудрость, религия»[149]. Поскольку же религия является основой государства, философская критика должна включать в себя критику религии. В итоге своих рассуждений Маркс заключает: государство надо строить не на основе религии, а на основе свободы разума и выводить его «не из природы христианского, а из природы человеческого общества»[150].

Здесь в воззрениях Маркса уже ощущается наличие тенденций, не свойственных идеализму. Еще в письме к Д. Оппенхейму (от 25 августа 1842 г.) он писал: «Правильная теория должна быть разъяснена и развита применительно к конкретным условиям и на материале существующего положения вещей»[151]. Маркс считает необходимым изучать вещи такими, каковы «они на самом деле». В статье «О запрещении „Лейпцигской всеобщей газеты“» он призывает проводить принцип: «возьмем мир таким, каков он есть»[152]. Рассматривая положение примозельских крестьян-виноделов, Маркс высказывает замечание и о своем методе анализа: «…мы хотим строить все наше изложение на одних фактах и стараемся только, по мере сил, выразить эти факты в обобщенной форме…»[153]

Таким образом, в трактовке явлений общественной жизни, в методологии их изучения Маркс начинает удаляться от идеализма.

При анализе и характеристике государства Маркс обращает внимание на наличие объективных общественных отношений, которые являются определяющим фактором всех явлений и процессов, протекающих в обществе. Он подчеркивает методологическое значение этого положения: «Став с самого начала на эту объективную точку зрения, мы …будем видеть действия объективных отношений там, где на первый взгляд кажется, что действуют только лица»[154].

В упомянутой выше статье «Оправдание мозельского корреспондента» Маркс выделяет ряд объективных отношений: отношения между сферой частных интересов и государством (сферой всеобщего интереса); отношения внутри «организма управления»; состояние печати и общественного мнения. Бедственное положение примозельского края образуется из взаимодействия двух сторон: частной и государственной. Отношение сферы частных интересов к государству Маркс проследил уже в предшествующих статьях и пришел к выводу, что современное ему государство является государством частных собственников. Анализируя отношения внутри современного ему государства, Маркс показывает, что они представляют собой отношения бюрократической иерархии. Деятельность любого чиновника в этой бюрократической иерархии определяется ставшими традиционными принципами, признающими всесилие и непогрешимость высших чиновников. Законы бюрократической иерархии являются реальной силой. Они определяют враждебное отношение чиновников к управляемому организму, к населению, находящемуся вне бюрократической сферы. В силу действия этих законов все граждане разделяются на пассивных, управляемых, и активных, управляющих. Управляемое население, попадая в тяжелые условия существования, теряет всякое доверие к государственным чиновникам. Маркс заключает: «Бедственное положение примозельского края является одновременно и бедственным положением управления»[155].

Этот радикальный вывод являлся открытой констатацией в печати непригодности существующей системы правления: поскольку основу государства составляют не личности, а сословия, то препятствием для оздоровления «организма управления» являются не отдельные лица, а имущие сословия.

В сопротивлении произволу прусского бюрократического государства, в радикализации общественного мнения, согласно воззрению Маркса, важную роль могла сыграть свободная печать. Свободная пресса носит народный характер, и в противоположность законам бюрократической иерархии ее принципы демократичны. Проводя эти принципы в «Рейнской газете», неустанно преодолевая цензурные препоны, Маркс поставил газету на службу демократии. Его работа в «Рейнской газете» явилась ярким примером действенности прогрессивной печати, первым для него опытом практического проведения своих взглядов в жизнь.

Упрочение революционно-демократических позиций было переходным этапом в формировании политического сознания Маркса. Именно в период работы в «Рейнской газете» наметился его поворот к коммунизму.

Рабочий вопрос становился злободневным в странах, вступивших на путь капиталистического развития. Обсуждение его приводило к расширению социальной проблематики, к выяснению коренных, глубинных причин общественных явлений. Для Маркса этот аспект рассмотрения общественных явлений был естественным продолжением и углублением революционно-демократического воззрения на жизнь и историю общества. В то время он тщательно изучал работы Прудона, Дезами, Леру, Консидерана, Вейтлинга и все более убеждался в необходимости ближе познакомиться с условиями жизни и труда прирейнской бедноты. Это входило в его планы и как редактора «Рейнской газеты». Кроме того, берлинские младогегельянцы, охотно сотрудничавшие в «Рейнской газете», в своих статьях подчас касались идей утопического коммунизма, что давало реакционной прессе, в частности аугсбургской «Всеобщей газете», повод для обвинения «Рейнской газеты» в коммунистической пропаганде. Все это побуждало Маркса определить свое отношение к сути дела и изложить свое понимание коммунизма.

Имея в виду идеи утопического коммунизма, Маркс заявлял, что редактируемая им газета «не признает даже теоретической реальности за коммунистическими идеями в их теперешней форме» и «подвергнет эти идеи основательной критике»[156]. Что же касается практических опытов некоторых утопистов, то они не угрожают господствующим в обществе порядкам; на них «могут ответить пушками, как только они станут опасными»[157].

Наряду с этим Маркс выражал недовольство легкомысленным отношением к проблеме берлинских младогегельянцев, их манерой «вводить контрабандой коммунистические и социалистические положения, то есть новое мировоззрение, в случайные театральные рецензии»[158]. Маркс ждал от берлинских младогегельянцев серьезного, «основательного обсуждения коммунизма»[159]. Он считал, что коммунизм представляет собой такое явление, которое требует глубокого изучения, но отнюдь не в салонах высокопоставленной публики. Существенной задачей времени Маркс считал «теоретическое обоснование» коммунизма, учитывая притягательную силу его идей. «Идеи же, которые овладевают нашей мыслью, подчиняют себе наши убеждения и к которым разум приковывает нашу совесть, – писал он, – это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца, это демоны, которых человек может победить, лишь подчинившись им»[160].

Если революционный демократизм ограничивался признанием роли трудящихся масс в государственно-правовых сферах общественной жизни, то коммунизм требовал анализа самих понятий «трудящиеся массы», «народ», «сословие». В полемике с противниками «Рейнской газеты» Маркс конкретизирует понятие «народ»: это «трудящиеся массы», а из общей массы народа, трудящихся выделяет сословие неимущих работников, то сословие, которое «не владеет ничем», но «требует доли в богатстве средних классов»[161]. Именно из движения этого сословия на улицах Манчестера, Парижа и Лиона рождался коммунизм. Исходя из интересов этого беднейшего класса, Маркс начнет обосновывать идеал политического и социального устройства жизни.

Следуя гегелевской традиции, Маркс выделял два этапа в мировой истории: этап несвободы и этап свободы. Но между Марксом и его предшественниками существует значительное различие в понимании этих этапов: Гегель основное внимание обращал на осознание свободы, Маркс – на ее осуществление; у Гегеля прогресс свободы выступает как количественный ее рост – от свободы одного до свободы всех, у Маркса же этот прогресс рассматривается с точки зрения отношения к различным социальным слоям общества. В период несвободы человечества, называемый Марксом, по примеру Гёте и Гегеля, «духовным животным царством», история общества составляла еще часть естественной истории. Она характеризовалась сословной расчлененностью общества, враждебным отношением людей друг к другу. Но «если в природном животном мире рабочие пчелы убивают трутней, то в духовном животном мире, наоборот, трутни убивают рабочих пчел – убивают их, изнуряя работой»[162]. Маркс выступает против «духовного животного царства», в современном ему обществе усматривает характерные черты обрисованной эпохи.

«Духовному животному царству» противостоит идеал общества, в котором человеческий мир «сам создает свои различия и неравенство которого есть не что иное, как разноцветное преломление равенства»[163]. Идеалом же политического строя или «истинным государством» является государство, которое есть продукт собственной деятельности народа, самопредставительство народа – демократия. Задача состоит в том, чтобы теоретически обосновать идеал общественного строя, а также пути и средства его достижения.

Так деятельность в «Рейнской газете», непосредственное соприкосновение с разными сторонами общественной жизни, изучение ее назревших проблем, участие в идейно-политической борьбе подводили Маркса к материалистическому пониманию истории, к коммунизму.

Но «Рейнская газета» по велению правительства была закрыта. В этом акте правительственного произвола Маркс усматривал признание действительной силы «Рейнской газеты», а также «некоторый прогресс политического сознания»[164]. Завершив работу в «Рейнской газете», он несколько месяцев провел в Крейцнахе, а осенью 1843 года переехал в Париж с целью издавать за границей новый печатный орган.