Первый набросок «Нищеты философии»

1 ноября 1846 года к Марксу с письмом о теории Прудона обратился русский либерально настроенный литератор П.В. Анненков, интересовавшийся тогда вопросами рабочего движения. Ответ Маркса Анненкову, написанный 28 декабря 1846 года, явился по существу первым наброском будущей «Нищеты философии». Маркс оценил книгу Прудона как плохое, бесформенное и претенциозное сочинение.

Прудон «преподносит нам смехотворную философию потому, – отметил Маркс, – что не понял современного общественного строя», не понял самого основного в социальных процессах – их экономической основы, определяющей все общественное развитие, весь действительный ход истории. При этом Прудон «прибегает к поверхностно усвоенному гегельянству, чтобы изображать из себя глубокого мыслителя»[468]. Для этого он к месту и не к месту употребляет гегелевскую терминологию, не понимая существа гегелевской диалектики.

Надуманным конструкциям Прудона Маркс противопоставил новое мировоззрение, материалистическое понимание истории. Общество, какова бы ни была его форма, – продукт взаимодействия людей. При этом люди отнюдь не свободны в выборе той или иной формы общественного устройства. «Возьмите определенную ступень развития производительных сил людей, – писал Маркс, – и вы получите определенную форму обмена (commerce) и потребления. Возьмите определенную ступень развития производства, обмена и потребления, и вы получите определенный общественный строй…»[469]

Далее Маркс указал, что люди также «не свободны в выборе своих производительных сил, которые образуют основу всей их истории, потому что всякая производительная сила есть приобретенная сила, продукт предшествующей деятельности»[470]. Каждое последующее поколение использует производительные силы, созданные предшествующими поколениями, благодаря чему «образуется связь в человеческой истории, образуется история человечества»[471]. Эта история тем больше становится историей человечества, чем выше уровень развития производительных сил и чем больше развились общественные отношения. Отсюда Маркс делал вывод: общественная история людей есть прежде всего история развития их материальных отношений. «Эти материальные отношения суть лишь необходимые формы, в которых осуществляется их материальная и индивидуальная деятельность»[472]. Материальные экономические отношения «являются формами преходящими и историческими. С приобретением новых производительных сил люди меняют свой способ производства, а вместе со способом производства они меняют все экономические отношения…»[473].

Прудон допустил путаницу, включив в систему описываемых им экономических категорий, наряду с «разделением труда», «конкуренцией» и др., понятие «машина». Маркс заметил, что «машина так же мало является экономической категорией, как бык, который тащит плуг»[474]. Прудон не понял, писал Маркс, что «экономические категории суть лишь абстракции… действительных отношений и являются истинными лишь постольку, поскольку существуют эти отношения»[475]. С помощью категорий социальная наука имеет возможность формулировать свои законы. Это исторические законы, то есть «законы, действительные лишь для определенной стадии исторического развития, для определенной стадии развития производительных сил»[476]. Прудон не понял, что «люди сообразно своим производительным силам производят также общественные отношения»[477]. А «идеи и категории… есть отвлеченные, идеальные выражения этих самых общественных отношений»[478]. Поэтому утверждения Прудона о вечности «разума», «добра» и т.п., несмотря на постоянные ссылки на Гегеля, были метафизичны, обнаруживали непонимание им исторического характера общественных явлений, из чего вытекала его трактовка буржуазных отношений как вечных и неустранимых. Отвергая такую трактовку, Маркс отметил, что «буржуазный способ производства есть историческая и преходящая форма, подобно тому как исторической и преходящей была форма феодальная»[479].

Доктринерство Прудона свидетельствовало о непонимании им действительных основ буржуазного общества. Еще менее он оказался способен понять закономерность рабочего движения, классовой борьбы пролетариата против буржуазного строя. «Г-н Прудон, – заключал Маркс, – с головы до ног философ, экономист мелкой буржуазии»[480].

6 января 1847 года П.В. Анненков писал в ответ Марксу: «Вы… меня очень обязали своим прекрасным письмом от 28 декабря. Мне, действительно, помогло Ваше суждение о сочинении Прудона своей справедливостью, своей ясностью и особенно своей тенденцией к реализму вещей. Как часто изложение теряется среди обманчивых раскатов абстрактной мысли, как часто стараются нас поразить ложными ослепительными измышлениями ума, занятого исключительно самим собой, как последним словом науки и спекулятивной философии! Дружеский голос, который только что прозвучал и который возвращает вас к экономическим и историческим фактам, который указывает вам их в реальном развитии, совершенно отличном от фактического развития чистых категорий и логических противоречий, который, наконец, подрывает перегретую и слишком усложненную основу системы, находящейся вне жизни, вне истории и действительной науки, – такой голос должен заслужить нашу признательность… Вы, мой дорогой господин Маркс, этим последним письмом вполне искупили Ваше долгое молчание. Я не перестаю перечитывать его»[481].

Идеи, изложенные Марксом в письме к Анненкову, вскоре были развиты им в книге «Нищета философии. Ответ на „Философию нищеты“ г-на Прудона».

В «Нищете философии» Маркс начал анализ книги Прудона с раскрытия мелкобуржуазной природы его идей и утопического характера предложенных им проектов. Он показал, что экономические взгляды Прудона представляют собой плохо переваренные теории представителей английской классической политической экономии, что его построения есть попытка теоретического оправдания приспособления мелкой буржуазии к законам современного буржуазного общества. Прудон – не противник всякой частной собственности, он против только капиталистической собственности, но за сохранение собственности мелкого производителя; он стремится к реформированию и упорядочению сферы обмена, чтобы сделать «более справедливым» и равным распределение. Прудон утверждал, что каждое экономическое отношение имеет свою «хорошую» и свою «дурную» стороны; задача теории, по его мнению, – сохранить «хорошее» и уничтожить «дурное». Маркс оценил эту позицию иронически: Прудон, писал он, «хочет парить над буржуа и пролетариями, как муж науки, но оказывается лишь мелким буржуа, постоянно колеблющимся между капиталом и трудом, между политической экономией (Маркс имеет здесь в виду буржуазную политическую экономию. – Ред.) и коммунизмом»[482].

Прудон выступал против засилья крупного капитала с его бесчеловечным гнетом, но ратовал за сохранение частной собственности, выдвигал нереальные проекты, вроде «безденежного обмена товаров», «беспроцентного кредита» и т.п., якобы ведущие к мирному переходу общества в состояние всеобщего равенства. Свои утопические идеи он основывал на рассуждениях о противоречиях между требованиями индивидуального и общего разума, то есть на чисто идеалистическом понимании общества. Маркс отметил, что Прудон в своих взглядах не смог подняться – даже умозрительно – выше буржуазного кругозора. Острой критике Маркс подверг метафизическую методологию Прудона, его спекуляции на гегелевской диалектике, извращенной в духе субъективизма и отрицания внутреннего самодвижения процессов и явлений.