Основные черты коммунизма

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

С позиций научного коммунизма «Манифест» подверг критике отношения, институты и идеологию буржуазного общества, противопоставляя им соответствующие черты будущего, коммунистического общества.

Относительно собственности Маркс и Энгельс давали важное разъяснение: коммунистами провозглашается «не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности»[710]. Это разъяснение было нужно потому, что, во-первых, в среде Союза коммунистов еще не вполне были изжиты шедшие от вейтлингианства нереалистические и неисторичные представления об уничтожении всякой собственности (и замене ее «общностью имущества») и, во-вторых, такими представлениями злоупотребляли буржуазные и мелкобуржуазные идеологи, например Штирнер и Прудон, уверяя, будто коммунисты хотят «уничтожить собственность, лично приобретенную, добытую своим трудом, образующую основу всякой личной свободы, деятельности и самостоятельности»[711]. «Манифест» выяснял несостоятельность таких обвинений. Он указал, что уничтожение ранее существовавших отношений собственности не является чем-то, присущим исключительно коммунизму. Отношения собственности и ранее подвергались историческим преобразованиям. Например, французская революция заменила феодальную собственность собственностью буржуазной. И буржуазную собственность ждет подобная участь. Что же касается мелкобуржуазной, мелкокрестьянской собственности, то она исторически предшествовала собственности буржуазной, и ее можно считать добытой своим трудом. Но коммунистам «нечего ее уничтожать, развитие промышленности ее уничтожило и уничтожает изо дня в день»[712].

В отличие от других классов буржуазного общества у пролетариев нет собственности. В этом состоит особенность пролетариата, который формировался из разорявшихся мелких собственников. Наемный рабочий получает от буржуазии лишь то, что необходимо для воспроизводства его жизни. По этому поводу в «Манифесте» говорилось: «Мы вовсе не намерены уничтожить это личное присвоение продуктов труда, служащих непосредственно для воспроизводства жизни, присвоение, не оставляющее никакого избытка, который мог бы создать власть над чужим трудом. Мы хотим уничтожить только жалкий характер такого присвоения, когда рабочий живет только для того, чтобы увеличивать капитал, и живет лишь постольку, поскольку этого требуют интересы господствующего класса»[713].

Относительно же буржуазной собственности в «Манифесте» указывалось, что она не является результатом личного труда капиталиста. Капитал, то есть «собственность, эксплуатирующую наемный труд, собственность, которая может увеличиваться лишь при условии, что она порождает новый наемный труд, чтобы снова его эксплуатировать»[714], авторы «Манифеста» характеризовали как «коллективный продукт», который может быть приведен в движение «лишь совместной деятельностью многих членов общества, а в конечном счете – только совместной деятельностью всех членов общества… Капитал – не личная, а общественная сила»[715]. Далее делался вывод о том, что если капитал будет превращен в коллективную собственность, принадлежащую всем членам общества, то «это не будет превращением личной собственности в общественную. Изменится лишь общественный характер собственности. Она потеряет свой классовый характер»[716].

По поводу лицемерного ужаса буржуа перед намерением уничтожить частную собственность Маркс и Энгельс напоминали: «…в вашем нынешнем обществе частная собственность уничтожена для девяти десятых его членов; она существует именно благодаря тому, что не существует для девяти десятых… Мы хотим уничтожить собственность, предполагающую в качестве необходимого условия отсутствие собственности у огромного большинства общества»[717].

В связи с частной собственностью (которую идеологи буржуазии и по сей день выдают за основу личной свободы и самостоятельности людей[718]) в «Манифесте» рассмотрены проблемы личности и свободы в буржуазном обществе и при коммунизме.

Маркс и Энгельс показали, что в буржуазном обществе живой труд есть лишь средство увеличивать труд накопленный, который в силу частной собственности превращается в капитал. И именно капитал, монополизируемый собственниками, «обладает самостоятельностью и индивидуальностью, между тем как трудящийся индивидуум лишен самостоятельности и обезличен». В рамках буржуазных производственных отношений под свободой «понимают свободу торговли, свободу купли и продажи»[719]. Буржуазные отношения и вместе с ними буржуазная личность, буржуазная самостоятельность, буржуазная свобода действительно должны быть упразднены при коммунистическом преобразовании общества. Но это вовсе не означает, что коммунизм будто бы вообще упраздняет свободу и обезличивает индивидуума.

«Коммунизм, – гласит „Манифест“, – ни у кого не отнимает возможности присвоения общественных продуктов, он отнимает лишь возможность посредством этого присвоения порабощать чужой труд»[720]. В коммунистическом обществе накопленный труд превращается в «средство расширять, обогащать, облегчать жизненный процесс рабочих»[721]. Здесь личность не только не будет принижена, но, наоборот, получит все условия для расцвета, ибо коммунизм означает, что на место общества с классами и классовыми противоположностями приходит «ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех»[722]. Таким образом, высокопарные речи буржуа о свободе если и имеют какой-то смысл, то «лишь по отношению к несвободному торгашеству, к порабощенному горожанину средневековья, а не по отношению к коммунистическому уничтожению торгашества, буржуазных производственных отношений и самой буржуазии»[723].

«Манифест» раскрывал также несостоятельность буржуазных измышлений о семье, воспитании и образовании при коммунизме.

Саркастически высмеивая «высокоморальный ужас» буржуазии перед мнимой общностью жен при коммунизме, «Манифест» указал, что именно буржуазная семья, буржуазный брак вместе с вынужденной бессемейностью пролетариев и публичной проституцией означают в действительности общность жен. Но так как и для буржуазной семьи, и для проституции основанием служат буржуазные производственные отношения, та и другая «вместе исчезнут с исчезновением капитала»[724], с уничтожением частной собственности, буржуазных производственных отношений.

«Манифест» подчеркивал, что при коммунизме упразднению подлежит не образование вообще, мнимую гибель которого оплакивает буржуазия, а лишь буржуазное классовое образование, которое при господстве буржуазии оборачивается для трудящихся превращением их в придаток машины. Коммунисты, обосновывая необходимость общественного воспитания детей при новом общественном строе, «не выдумывают влияния общества на воспитание; они лишь изменяют характер воспитания, вырывают его из-под влияния господствующего класса»[725].

В ответ на обвинения в адрес коммунистов, будто они хотят отменить отечество и национальность, «Манифест» указывал: «Рабочие не имеют отечества. У них нельзя отнять то, чего у них нет. Так как пролетариат должен прежде всего завоевать политическое господство, подняться до положения национального класса, конституироваться как нация, он сам пока еще национален, хотя совсем не в том смысле, как понимает это буржуазия»[726]. В этих положениях, направленных против буржуазного понимания вопроса, разумеется, нет ни национального нигилизма, ни антипатриотизма. В них – отказ лишь от насаждаемого буржуазией под видом патриотизма тлетворного национализма, который под флагом любви к отечеству, с одной стороны, подчиняет рабочих своей национальной буржуазии, а с другой – препятствует интернациональной солидарности рабочих разных стран.

«„У рабочего нет отечества“, – разъяснял Ленин, – это значит, что (?) экономическое положение его (le salariat[727]) не национально, а интернационально; (?) его классовый враг интернационален; (?) условия его освобождения тоже; (?) интернациональное единство рабочих важнее национального»[728].

С позиций исторического материализма «Манифест Коммунистической партии» объяснял действительный смысл идеологических представлений буржуазии, с которыми она выступает против коммунизма и которые выдает за вечные нормы и законы природы и разума. «Нужно ли особое глубокомыслие, – ставил вопрос „Манифест“, – чтобы понять, что вместе с условиями жизни людей, с их общественными отношениями, с их общественным бытием изменяются также и их представления, взгляды и понятия, – одним словом, их сознание? Что же доказывает история идей, как не то, что духовное производство преобразуется вместе с материальным? Господствующими идеями любого времени были всегда лишь идеи господствующего класса»[729].

Поэтому Маркс и Энгельс считали излишним оспаривать буржуазные представления о тех или иных общественных явлениях и их значении. «Ваши идеи, – говорили своим противникам авторы „Манифеста“, – сами являются продуктом буржуазных производственных отношений и буржуазных отношений собственности, точно так же ваше право есть лишь возведенная в закон воля вашего класса, воля, содержание которой определяется материальными условиями жизни вашего класса»[730].

Касаясь заявлений о том, что коммунизм отменяет «вечные истины», религию и нравственность, «Манифест» разъяснял, что вследствие классово-антагонистического характера исторического процесса «общественное сознание всех веков, несмотря на все разнообразие и все различия, движется в определенных общих формах, в формах сознания, которые вполне исчезнут лишь с окончательным исчезновением противоположности классов»[731]. Поскольку же коммунистическая революция коренным образом преобразует общественные отношения, она в ходе своего развития «самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого»[732]. Из этого не следовало, конечно, что коммунизм отменяет принципы и нормы морали вообще; он решительно порывает лишь с моралью классово-антагонистического, эксплуататорского общества. Вместе с тем авторы «Манифеста», указав на то, что между идеями коммунистического общества и идеями, характерными для общества классово-антагонистического, возникнет самый решительный разрыв, предсказали, что не только отдельные идеи, но даже формы сознания, существовавшие на протяжении ряда эпох и присущие частнособственническому обществу, при коммунизме исчезнут.

Таким образом, в противовес карикатурным изображениям коммунизма буржуазными и мелкобуржуазными идеологами Маркс и Энгельс в «Манифесте» выявили подлинные черты будущего, коммунистического общества как воплощения социального прогресса, показали его истинно гуманистическую природу. Коммунистическая революция, подчеркнули авторы «Манифеста», навсегда покончит со всеми видами социального неравенства и угнетения, паразитического существования одного человека за счет другого. Исчезнут классовые противоречия и различия, полностью будет ликвидирован национальный гнет, причины, порождающие войны между народами, колониальное угнетение. «Вместе с антагонизмом классов внутри наций падут и враждебные отношения наций между собой»[733]. Бурное развитие производительных сил будет использовано в интересах всестороннего удовлетворения материальных и духовных потребностей членов общества. Возникнут реальные возможности для преодоления противоположности между умственным и физическим трудом, чему будет способствовать «соединение воспитания с материальным производством»[734], а также для преодоления противоположности между городом и деревней. Сельское население избавится от «идиотизма деревенской жизни». Будут созданы условия для подлинного расцвета человеческой личности, для проявления и развития индивидуальных способностей каждого, для установления гармонического единства интересов личности и общественных интересов.

В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс как бы приоткрыли завесу над будущим человечества. Они выступили провозвестниками грядущего коммунистического общества, причем не в виде красочной фантазии, как это было в сочинениях социалистов-утопистов, а в том реальном облике, прогнозировать который уже тогда позволяли их научный метод и материалистическое понимание истории.