Практика и сознание

Если Фейербах считал «истинно человеческой» практикой лишь теоретическую деятельность, то Маркс указал на предметную, чувственную, материальную форму практики как на основу теоретической и всякой иной деятельности.

Из признания материальной практики в качестве основы всех иных форм деятельности вытекал последовательно материалистический и диалектический взгляд как на философию в целом, так и на ее важную часть – теорию познания (гносеологию). Вопрос о предметной истинности человеческого знания, отметил Маркс, отнюдь не теоретический, а «практический вопрос». В практике – духовной (теоретической) и материальной (производственной) – проявляется сила и действенность философии. «В практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления»[396]. Значит, нет никаких изначальных средств познания, которые могли бы стать «над» практикой, порождая не зависящие от нее, практики, истины.

Маркс отнюдь не противопоставлял практику теоретическому мышлению, а, напротив, подчеркнул их диалектическое единство; именно отрывом от практики, умозрительностью объясняется порочность идеалистических построений. «Все мистерии, – отметил он, – которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики»[397].

Эти положения были краткой формулировкой основ теории познания диалектического материализма, первоначальным изложением ее представлений о том, что материальная, преобразующая практика людей выступает как исходный пункт, основа и цель познания, критерий его истинности. Практическая деятельность людей – не только основа познания, но и главное содержание всей их истории и современной жизни.

В этой связи Маркс рассмотрел вопрос, который был в центре поисков Фейербаха, – об источниках религиозных иллюзий. Этому посвящен четвертый тезис, а три последующих – его дополняют и развивают, формулируя тем самым основы научного атеизма.

Фейербах показал, что религия – не случайное заблуждение, а вид происшедшего в свое время духовного самоотчуждения человека, чему имеются глубокие корни в жизнедеятельности людей. Он полагал, что религия проистекает из природных условий бытия и естественных свойств человеческой психологии, из способности и стремления людей посредством иллюзий возмещать неудовлетворенность потребностей, возникающую в борьбе с суровой природой. К этим причинам если что-то и добавляется социальными условиями, то только чувство зависимости от вождей и правителей, которое способствует нарастанию абстрактности веры, завершающемуся переходом к монотеизму. Натуралистический взгляд на происхождение религии вел к выводу о естественности и вечности религиозных чувств, ввиду чего Фейербах и предложил заменить веру в бога верой в человека. Фейербах не видел того, что религия в классовом обществе не сводится к порождению индивидуальной, пусть массовидной, психологии, но есть продукт социальных отношений и противоречий, что религиозное чувство есть «общественный продукт»[398]. Поэтому, хотя трактовка Фейербахом религии была шагом вперед в обосновании атеизма, этот шаг не выводил за пределы буржуазного просветительского атеизма; критика религии могла добраться до действительных истоков религиозного сознания, лишь рассмотрев общественные отношения, порождающие религию.

В четвертом тезисе о Фейербахе Маркс отметил: «…то обстоятельство, что земная основа отделяет себя от самой себя и переносит себя в облака как некое самостоятельное царство, может быть объяснено только саморазорванностью и самопротиворечивостью этой земной основы»[399]. Религиозное самоотчуждение человека не сводится к реализации его способности созерцать плоды собственного воображения; проистекая из общественной практики, оно есть порождение определенных общественных отношений. И только социальная практика может революционно преобразовать земную основу, чем будет подорвано и религиозное самоотчуждение.

В пятом тезисе Маркс раскрыл гносеологические (теоретико-познавательные) истоки ограниченности воззрений Фейербаха на происхождение и судьбы религии: чувственность (в смысле и ощущений, и эмоций) рассматривалась им в отрыве от практики. Между тем не чувства биолого-психологического свойства, как таковые, но чувства социальные, сложившиеся в процессе общественно-исторической практики, могут пролить свет на причины укоренения религии в сознании людей. Поэтому прежний материализм не историчен не только в том смысле, что он не распространялся на историю, но и в том, что он неисторично подходил к природе человека.